Он и в самом деле плакал. Не по-настоящему, а так, одними глазами.
- Ты чего? Обиделся за вчерашнее? - спросил я.- Нашел тоже время... сводить личные счеты!
- Да нет,- сказал он и высморкался в полу шинели.- Это я так... Подперло что-то под дыхало... Сам посуди: летают как дома... Почти половину России захватили, а мы...
- Да ты же подбил его, чудак! - сказал я.
- Конечно подбил. А где? Под самой Москвой? А, как будто ты сам не понимаешь!.. Выпить бы сейчас, а?
- Ты... извини, пожалуйста, за вчерашнее,- попросил я.- Ладно?
- Ладно, за тобой останется... На свадьбу только позови,- полушутя, полусерьезно сказал он.
Я напрасно беспокоился: самолет был учтен за нашим взводом. Капитан Мишенин вынес нам с Васюковым благодарность. Мне вроде бы не за что, но старшим возражать не положено.
А день выдался как по нашему с Маринкой заказу. Впервые хорошо и глубоко проглядывалось поле впереди ручья. Оно поднималось на изволок, и почти на горизонте виднелись сквозные верхушки деревьев и пегие крыши построек. Справа, где у нас не было соседей, голубел лес. Он тянулся по пригорку и чуть ли не вплотную подступал к тому еле видимому селению. Временами оттуда прикатывались к нам невнятные орудийные выстрелы и широкие, осыпающиеся гулы. У нас это никого не тревожило - даже синиц. Они густой стайкой сидели на проволочном заграждении - и хоть бы что.
Я все время был в окопе. Васюков давно ушел на батальонную кухню. Оттуда он должен был зайти в знакомую хату насчет выпивки. Для этого я дал ему пару своего запасного фланелевого белья. Вернулся он немного выпивши,не утерпел человек.
- Полный порядок! - доложил.- Есть кусок сала и полная писанка... А на кухне достал пару банок трески в масле. Хватит, я думаю. Хлеб-то там найдется?
- Не знаю,- сказал я.
- Как же так? Зять, а положение тещи не знает! Ты хоть видел ее?
- Один раз.
- И как она к тебе?
- Так себе...
- Не понравился, выходит?
- Война. Сам понимаешь...
- То-то и оно! И не крути-ка ты, командир, девке голову. Слышишь? Она же своя. Русская... И честная, видать...
- Старший сержант Васюков! Кто тебе помог подбить самолет и первый вынес благодарность? - спросил я.
- Ну, ты.
- Не "ну, ты", а младший лейтенант Воронов! И я запрещаю тебе обсуждать его действия, потому что он малый хороший, а не какой-нибудь там пьяница, как некоторые.
- Ясно. А выпить хорошему малому не хочется?
- Хочется. Но надо подождать до вечера.
- Тогда отнеси все туда. А то у меня такой настрой, что могу не вытерпеть. Самолет все-таки подбил я.
Мы сошли к ручью, и там в кустах краснотала я забрал у Васюкова писанку, консервы и сало. "Приду,- думал я,- положу все на стол и скажу: вот бойцы, командиры и политработники нашей части прислали подарок... на день рождения вашей дочери... Нет, это глупо. Скажу что-нибудь другое..."
На дворе я увидел Кольку, и он еще издали сказал:
- Хочешь поглядеть, сколько у нас крови?
- Где? - испугался я.
- В сарае. Маринка петуха зарезала. Варится уже...
У меня больно и радостно ворохнулось то знакомое чувство благодарности и преданности к Маринке, которое я испытывал тогда в амбаре, когда подарил ей сахар, и я схватил Кольку и поднял на руки. У него соскользнули на снег валенки - велики были, и когда я присел и стал обертывать его ноги ситцевыми ветошками, на крыльцо вышла мать.
- Ну чего ты залез к чужому человеку? Маленький, что ли! - крикнула она Кольке.
- Я не залез, это он сам,- ответил Колька. Я поздоровался с матерью по команде "смирно". Она велела Кольке идти в хату и скрылась в сенцах.
- Позвать Маринку? - сочувственно посмотрел на меня Колька.
- А мать не заругается? спросил я.
- Что ты! Она уже ругалась. За петуха...
Маринка выбежала в одном платье.