Бабушка Эдит? Все еще не веря своим глазам, Лив открыла дверь.
Что такое, Оливия, что я вижу! Старуха поджала губы, ее тонкие брови нахмурились. Право, как ты одеваешься без моего присмотра? Колкость, завернутая в бабушкин мягкий французский акцент, прозвучала почти как комплимент. Неужели я ничему тебя не научила?
Э-э, ты так неожиданно. Лив покосилась на свои рваные джинсы и заношенный свитшот, в которые она переоделась после ухода Эрика: идеальная одежда, чтобы хандрить в одиночестве. Я должна была тебя ждать?
Так я же здесь, верно?
Но что ты делаешь в Нью-Йорке?
Последний раз Лив разговаривала с бабушкой Эдит всего три дня назад: бабушка настоятельно требовала сообщить ей, какого числа они расторгнут брак, но ни словом не обмолвилась, что едет в Нью-Йорк. Хотя трансатлантический перелет, особенно учитывая бабушкин возраст, определенно заслуживал хотя бы упоминания.
Я приехала за тобой, разумеется. Ты собираешься меня впустить? Мне до смерти хочется мартини. И не смей говорить, что у тебя кончился джин, или ты мне больше не внучка.
Ну нет, сказала Лив. То есть да. У меня есть джин. Она осторожно посторонилась, пропуская бабушку, и та величаво прошествовала в квартиру. Отчего они с ней никогда не обнимутся, как нормальные люди?
Daccord[2], бросила бабушка через плечо. А оливки с голубым сыром найдутся?
Лив прошла за ней внутрь, заперла дверь и только тогда заметила, что у бабушки при себе только знакомая сумка «Келли».
Бабушка Эдит, а где твой багаж?
Или, в крайнем случае, оливки с чесноком. Вопрос Лив остался без ответа.
Э-э, по-моему, у меня только обычные.
Бабушка Эдит поворчала, устраиваясь на диване в гостиной Лив, но, похоже, смирилась, и Лив молча приготовила напиток. Это была ее обязанность с девяти лет. Влить изрядную дозу джина, плеснуть чуть-чуть сухого вермута, добавить несколько капель рассола из-под оливок, встряхнуть со льдом и процедить.
Оливия, заметила вместо благодарности бабушка Эдит, получая свой мартини, тебе следовало предварительно охладить бокал. А сама не выпьешь?
Сейчас два часа дня, бабушка. И я все еще пытаюсь сообразить, что ты здесь делаешь.
Что ты, правда, такая взвинченная? Бабушка покачала головой и сделала долгий глоток. Но так и быть. Если тебе непременно надо знать, то я здесь потому, что сегодня день, в который ты официально освободилась от этого невыносимого salaud[3]. Мне очень неприятно это говорить, но
Так ты приехала позлорадствовать?
Бабушка Эдит сделала еще глоток мартини, и Лив заметила, что бабушкина рука дрожит.
Ни в коем случае. Я приехала, чтобы помочь тебе упаковать чемоданы.
Чемоданы?
С театральным вздохом бабушка поднялась с дивана и кивком головы указала Лив на спальню.
Давай же, мы уже опаздываем.
Куда опаздываем?
На наш рейс.
Лив оторопело уставилась на нее.
Хватит страдать, Оливия. Наш самолет вылетает через четыре с половиной часа, а ты ведь знаешь службу безопасности в аэропорту Кеннеди.
Бабушка Эдит, о чем ты?
Поспеши, дорогая. Бабушка Эдит, закатив глаза, допила остаток мартини. Конечно же, мы летим в Париж.
Глава 3
Май 1940
Инес
В подземельях поместья Шово было темно и сыро. Кирпичные стены с арочными сводами, врезанные в мягкий мел и известняк, впитывали влагу с тех самых пор, как прадед Мишеля начал строить их семь десятилетий назад, и создавали идеальный микроклимат для дремлющих в нем, дозревая до подлинного великолепия, бутылок с шампанским.
Историю поместья Мишель поведал Инес полтора года назад, когда только начал за ней ухаживать. Шово были vignerons, виноградарями с шестнадцатого века, но только в начале 1800-х годов предки Мишеля стали подумывать о том, чтобы производить собственное вино. Крупные винодельни в соседних Реймсе и Эперне и в коммуне Аи делали на шампанском целые состояния, а сами виноградари жили в бедности, как соседские крестьяне.
В 1839 году прапрадед Мишеля женился на дочери текстильного магната, и у него наконец-то появились деньги на покупку оборудования и расходных материалов. Но дело продвигалось медленно и почти застопорилось, когда эксцентричным прадедом Мишеля овладела идея проложить под поместьем сеть погребов-туннелей, способную соперничать с крайерами меловыми подземельями великих домов Реймса. Туннели, которые он строил начиная с 1870-х годов, образовали такую извилистую и сложную сеть, что в первую свою неделю в «Мезон-Шово» Инес там заблудилась и провела под землей несколько ужасных часов. Когда Мишель нашел ее, уже совсем стемнело.