В понедельник я должен был пойти на работу. Хотя бы на пару часов. И я с тревогой оставил её. Я опасался, не сделала бы она чего-нибудь с собой
Но вернувшись, я застал пустую квартиру и понимаю, что Лёля ушла. И не просто вышла. Она ушла совсем.
Она взяла совсем мало вещей. Оставила даже свои духи. Те самые, «Opium» и помаду Но гитару Алёшкину забрала. Но не оставила для меня ни слова. Ни записки, ни звонка, ничего.
Как, где, мне искать её? Где он? Она может быть только там, где он Выходит, и меня она любила, пока он был с ней
Я несколько дней размышлял, искал её в общежитии, где не было ни её, ни его, потом звонил в Н-ск, осторожно расспрашивая родителей. Но Алёши и Лёли не было и в Н-ске. Где же они? Я сходил в «гараж», обнаружил там уютное молодёжное логово, позавидовал даже
Получается, я завидую всему, что есть у моего сына В конце-концов, начальник городского УВД, навёл справки для меня и к середине июля я узнал, что Алексей Кириллович Легостаев отправился по контракту в Чечню
Я всё понял. Но как быстро он сделал это Ещё через несколько дней нашлась и Лёля, которая напросилась на кафедру Акушерства, акушеркой и ночевала на работе, выходя на улицу только чтобы купить поесть.
Здесь, в десятом роддоме я и нашёл её. Она похудела неимоверно, халат болтается на ней, старомодный с застёжкой на спине, не из этих, из гуманитарной помощи, а из старых, ещё советских. Голые ноги, тапочки на небольшом подъёме, белая шапочка спрятала волосы Увидев меня, она побледнела, нахмурилась.
Не надо бояться меня, сказал я, приближаясь и готовый ловить её, если она вдруг побежит.
Почему мне пришло это в голову? Потому что я искал её почти полтора месяца?
Я тебя не боюсь, Кирилл, сказала Лёля, подпуская меня к себе. Такие, как я ничего не боятся.
Какая-то санитарка неодобрительно оглядела меня с головы до ног, хотя любому ясно, что если я проник сюда, то я не простой гость, но санитарки, как и вахтёрши, так любят командовать эта не посмела, однако.
Не надо, Лёля поморщился я. Пойдём, выйдем на улицу, поговорим.
Она смотрит на меня, огромные, тёмные как вечернее небо глаза, качнула головой:
Идём
Скамейки вокруг роддома оккупированы молодыми папашами, но мы с ней нашли место. Лёля сняла шапочку с волос, пучок под затылком вот-вот распадётся, торчат шпильки Я смотрю на её прелестный профиль, как хорошо на него смотреть, когда она смеётся, когда улыбается, когда спит рядом
Я знаю, где Алёша, сказал я, надеясь этим вызвать её интерес к себе.
Она посмотрела на меня ещё более чёрным взглядом:
Я тоже знаю. Я была у неё дёрнулась шея, была на станции, когда они Когда он уезжал
Как ты успела? изумился я.
Я сразу знала, где он. Он мог поступить только так, она сощурилась от солнца, но больше похоже на то, что она морщится от боли.
Я откинулся спиной на заскорузлые от старой краски доски скамьи.
Значит, ты знаешь его гораздо лучше, чем я
Да, Кирилл, спокойно согласилась она.
А меня знаешь? Куда пошёл бы я на его месте? волнуясь, спросил я.
Лёля тряхнула головой слегка:
Ты, как все: пошёл бы пить да б**дей трахать, таких, как я, невозмутимо сказала она. Я таких выражений никогда не слышал от неё.
Это как пощёчина, это и жутко и трезвит
Он пишет? спросил я, надеясь как-то смягчить её пугающую непреклонность.
Мне? Да ты что! сказала она, отрицательно мотнув головой. И добавила: Мне он никогда не станет теперь писать я хуже смерти, хуже ада. Хуже фашистов
Она встала:
Я пойду, Кирилл, мне надо. Я здесь и так на птичьих правах
Я смотрю на неё, она такая тоненькая в этом старомодном халате с пуговицами на спине, голые колени, тапочки без задника, розовые пяточки Лёля
Подожди, Лёля, не уходи, побудь со мной
После мгновенного сомнения, она всё же села рядом со мной. Села ближе, чем перед этим.
Ты никогда не простишь меня теперь? спросил я.
Кирилл, мне не за что прощать или не прощать тебя, я виновата больше, чем ты, сказала Лёля. Намного больше. Ты даже не представляешь насколько больше.
Я набрался смелости и обнял её за плечи. Как ни удивительно, она не только позволила, но и прильнула ко мне. К моему плечу, к моему телу
Да, так. Так! Я не знаю, как я выдержала эти пять недель одна. Как я вообще смогла остаться жить после всего И сейчас мне было не устоять, перед соблазном почувствовать его тепло, его руку на моих плечах.