Она посмотрела на Исольфа огромными глазами:
Мы встанем лагерем теперь и будем объезжать земли. После того как откроем последнюю деревню подождём шесть Нет, лучше восемь недель, тогда и уйдём. Но все теперешние меры будем по Свее держать до следующей весны.
Почему такая огромная эпидемия, Сигню? спрашивает Исольф. И здесь, в глуши?
Сигню смотрит на меня и смеётся, мы давно не видели не то, что смеха, улыбки на её лице. И я подхватываю её смех. Тот разговор, ещё осенний, я не забыл, хотя не верю, как и прежде, что это козни Ньорда.
Неважно сейчас, почему и кто виноват, говорит, отсмеявшись Сигню. Давайте закончим проклятое дело, а там будем размышлять. Есть ещё головы в Свее, способные разобраться.
Лето наступило, радуя теплом. Сухой погодой. Расцветшими ландышами. Собирая их, чтобы поставить благоухать в моей палатке, я подумала о Бояне и о том, как он любит цветы у себя в горнице.
Все эти месяцы, скоро год, я не позволяю себе думать о нём. О том, что я сделала перед отъездом. Я не могла в тот момент поступить иначе, я уезжала навсегда. И то, что происходило между ним и мной в течение всех последних лет, не было какой-то игрой с моей стороны. Я испытывала к нему чувства, названия которым не искала, потому, может быть, что не могла отдаться этим чувствам всей душой. Только однажды я позволила им завладеть мной.
Ни разу за этот год я не вспомнила с сожалением или раскаянием о том, что произошло между нами. Случись вернуться в тот день, я снова обняла бы его
Я любила его в те минуты. И не могла не одарить его той любовью. Не из жалости, не из благодарности. А любя. И желая. И я не думала, как мне с этим быть дальше. То, что произошло тогда, просто должно было произойти. В тот день. В ту минуту.
О Сигурде мне не надо было ДУМАТЬ.
Он был со мной всё это время. Каждый миг. Он растворён во мне, в моей крови.
Каждую ночь я засыпала и видела его во сне.
Пробуждаясь, ещё не открыв глаза, я видела его лицо, мне даже казалось, я чувствую его тепло, его запах. Это было моё наслаждение, эти краткие мгновения между сном и пробуждением, будто он рядом.
Я слышу его голос. Я вижу его улыбку, от которой у меня кружится голова.
Без этого я, наверное, не выдержала бы и недели здесь. И даже часа.
Всё, что я делаю весь этот ужасный год, спасая страну от чумы, я делаю для тебя, мой любимый, мой муж, мой конунг.
Но это не всё, я должна буду открыть тебе правду о Ньорде. Ты должен принять меры. Ты должен знать, кто напал на тебя. А это нападение.
Неужели я, правда, вернусь?
Неужели я увижу тебя мой бесценный? И как я выдержала столько времени без тебя?
Правда, вернусь?!
Неужели мои предчувствия тогда, тем летом, они были об ужасе, что я переживаю целый почти год здесь? Я вижу Смерть каждый день
Но почему я чувствовала, что я умру? Умру. Не ужасы, не испытания, о серьёзности которых я не подозревала даже, когда собиралась в путь. Нет, я предчувствовала свою смерть
Мы стояли лагерем уже больше месяца, отрядами выезжая осматривать очищенную землю. Иногда отряды отсутствовали несколько дней концы немаленькие, но присылали вестовых гонцов каждый вечер. И мы знали, что происходит.
На рассвете я проснулась рано, щебетание птиц, солнечные лучи скользят по стенам палатки. Я знаю, под холмом, на котором наш лагерь ручей. Пойти искупаться.
Подожди, Свана, говорит ратник, увидев меня на карауле у границы лагеря, это Скегги, сотник, караулит, как и все, здесь никто не гнушается никакой службы. К ручью пойдёшь? Я людей пошлю с тобой, нельзя одной.
Я не спорю, но он идёт со мной сам, на своём посту оставив другого ратника.
Купаться будешь, дроттнинг? Холодно. Простудишься.
Я засмеялась:
А ты заметил, Скегги, за целый год никто не чихнул ни разу. Все так чумы боялись, что ни одна другая хворь не взяла.
Какая теперь нас хворь возьмёт?! смеётся Скегги. Нас всех теперь вообще ничто не возьмёт.
Мы спустились со склона.
Только не подглядывай, говорю я.
Он засмеялся:
Ох, нет, Свана, себе дороже на тебя глядеть, умом поедешь, хохочет, зубы квадратные скалит. Да и невеста у меня в Сонборге.
Я бросилась в воду. «Поедешь умом» Ох, Скегги, добрый ты малый. Я-то знаю, что от былой красы одна тень осталась, так я исхудала.
На дне ручья я поранила ногу об острый камень. Мало этого, подвернула так, что не наступить
В лагере, среди других проституток, присланных из Сонборга по просьбе Сигню, я нашёл Трюд. Я так удивился, увидев её, что она хохотала надо мной: