Тиндалл отвернулся, чтобы Вэллери не увидел печали на его лице, не заметил ни сострадания, ли гнева, которые он испытывал при мысли о том, что Вэллери – этот рыцарь без страха и упрека, самый порядочный человек и самый верный – на глазах тает, возможно, умирает у него на глазах из-за слепоты и бессердечности штабной крысы, засевшей в Лондоне, за две тысячи миль отсюда.
– …Этого бедного юношу, – продолжал наконец Вэллери, – который потерял мать, брата и трех сестер… По-моему, отец его где-то плавает.
– Как насчет Карслейка?
– Поговорю с ним завтра. Мне бы хотелось, сэр, чтобы вы присутствовали при этом разговоре. Я сообщу ему о том, что он остается на корабле лишь до возвращения в Скапа-Флоу. Там я его спишу с крейсера… Не думаю, чтобы он захотел предстать перед трибуналом, даже в качестве свидетеля, – прибавил он сухо.
– Конечно, не захочет, если он в здравом уме, – согласился Тиндалл. – А ты уверен, что он действительно в своем уме? – нахмурился он, пораженный внезапной мыслью.
– Карслейк?.. – Вэллери помолчал в нерешительности. – Да. Я в этом уверен, сэр. Во всяком случае, он был в своем уме. Правда, Брукс в этом не слишком уверен. Говорит, лейтенант ему нынче вечером что-то не понравился. По мнению Брукса, с Карслейком творится неладное. А в этих экстремальных условиях самые незначительные отклонения от нормы вырастают до невероятных размеров. – Вэллери улыбнулся. – Хотя Карслейк вряд ли считает отклонением от нормы совершенное дважды посягательство на его достоинство и личность.
Тиндалл кивнул.
– Надо будет присмотреть за ним… О проклятие! Когда же прекратится эта болтанка! Полчашки опрокинул на скатерть. Влетит мне от Спайсера. – Он взглянул в сторону буфетной. – Девятнадцать лет, а настоящий тиран… Я-то думал, мы окажемся в защищенной гавани, Дик.
– По сравнению с тем, что нам предстоит, это и есть защищенная гавань! – Он наклонил голову, прислушиваясь к завыванию ветра. – Узнаем, что скажет синоптик.
Протянув руку к телефону, он попросил оператора соединить его с центральным постом управления огнем. Обменявшись несколькими фразами, положил трубку.
– С центрального доносят, что анемометр крутится как бешеный. Скорость ветра достигает восьмидесяти узлов. По-прежнему дует норд-вест. Температура без изменения, десять градусов ниже нуля 6 . – Он поежился. – Десять градусов. – Потом внимательно взглянул на Тиндалла. – Барометр показывает двадцать семь и восемь десятых.
– Что-что?
– Давление двадцать семь и восемь десятых дюйма. Так мне доложили. Невероятно, но факт. – Вэллери взглянул на ручные часы. – Пора идти на соединение с конвоем, сэр… Сложный же способ самоубийства мы с вами выбрали.
С минуту оба помолчали. Молчание прервал адмирал Тиндалл, отвечая на мучивший обоих вопрос.
– И все-таки нужно идти, Дик. Кстати, наш бесстрашный мореход, лихой кап-три Орр вздумал увязаться за нами со своим «Сиррусом»… Пусть попробует, что это за мед. Узнает, почем фунт лиха.
В 20.20 все корабли эскорта закончили прием топлива. Подрабатывая машинами, они с огромным трудом удерживались на месте: столь свирепо дул ветер. Однако покамест суда находились в сравнительной .безопасности, все-таки не в открытом море. Командиры кораблей получили приказ сниматься с якоря, когда шторм поутихнет. Поврежденному «Дефендеру» вместе,с его провожатыми следовало идти в Скапа-Флоу, остальным кораблям эскадры – к месту рандеву с караваном, находившимся в ста милях по пеленгу ост-норд-ост. Был отдан приказ о радиомолчании.
В 20.30 «Улисс» и «Сиррус» легли на курс ост. Вдогонку замигали сигнальные фонари, желая счастливого плавания.