Эскадра представляла собой фантастическое зрелище: игрушечные, похожие на леденцы, кораблики – ослепительно белые, сверкающие в бледных лучах зимнего солнца, – отчаянно раскачивались из стороны в сторону, то и дело проваливаясь в ложбинах меж становящихся все круче и выше зеленовато-серых валов студеного Норвежского моря. Суда упорно двигались к далекому горизонту, залитому зловещим багрянцем, – горизонту, за которым лежал иной мир. Это была невероятная, редкостная картина.
Но контр-адмирал Тиндалл не находил в ней ничего прекрасного. Человек, имевший обыкновение говорить, что ему чужда всякая тревога, он был серьезно обеспокоен. Он был резок с теми, кто находился на мостике, – резок до грубости. Никто не узнавал в нем старого «фермера Джайлса», каким его знали ещё месяца два назад; от былого его добродушия не осталось и следа. Он беспрестанно окидывал взглядом корабли эскадры, все время ерзая на стуле. Наконец слез с него и, открыв дверь в рубку командира, вошел.
Свет был выключен, и Вэляери находился в полутьме. Накрывшись двумя одеялами, командир лежал на кушетке с мертвенно-бледиым лицом. В правой руке Вэллери сжимал скомканный платок, покрытый пятнами: он даже не попытался спрятать его. Прежде чем адмирал успел помешать ему, через силу опустив ноги на пол, каиеранг подвинул стул. Пожурив больного, Тиндалл с благодарностью сел.
– Обещанные тобою цветочки. Дик, скоро, полагаю, превратятся в ягодки? И какого дьявола напросился я командовать эскадрой?
– Вам не позавидуешь, сэр, – сочувственно улыбнулся Вэллери, – Что намерены предпринять?
– А что бы ты на моем месте предпринял? – невесело проронил Тиндадл.
Вэллери засмеялся. На мгновение лицо его преобразилось, став почти мальчишеским, но затем смех прервался, сменившись приступом сухого, резкого кашля. По платку расплылось пятно.
– Вот каково смеяться над начальством, – подняв глаза, улыбнулся Ваилери. – Что бы я предпринял? Выпустил бы плавучий якорь, сэр. А не то бросился наутек, поджав хвост.
Тиндалл покачал головой.
– Ты никогда не умел убедителыво врать, Дик.
Оба сидели молча некоторое время, потом Вэллери посмотрел на адмирала.
– Сколько ещё осталось пути, сэр?
– По расчетам Кариентера, что-то около ста семидесяти миль.
– Сто семьдесят… – Вэллери взглянул на часы. – Двадцать часов ходу при такой погоде. Должны успеть! Тиндалл тяжело кивнул.
– Там восемнадцать транспортов. А если считать тральщик из Хвальфьорда, то все девятнадцать. Вдобавок ко всему, надо учесть кровяное давление старины Старра…
Тут он умолк: кто-то постучался.
– Два донесения, господин каперанг.
– Читайте, Бентли.
– Первое от «Портпатрика»: «Повреждена обшивка в носовой части. Сильная течь. Помпы справляются. Опасаюсь новых повреждений. Прошу указаний».
Тиндалл выругался. Вэллери спокойно произнес:
– От кого второе донесение?
– С «Гэннета», сэр: «Разламываюсь».
– Понятно. Читайте дальше.
– Это все: «Разламываюсь».
– Лишнего слова из себя не выдавят эти молчальники, – проворчал Тиндалл. – Подожди минутку, главстаршина!
Он опустился в кресло, скребя подбородок и разглядывая собственные ноги, не в силах заставить свой усталый мозг думать.
Вэллери что-то негромко произнес. Изумленно выгнув брови, Тиндалл поднял голову.
– Сильное волнение, сэр. Может быть, с авианосцев…
Тиндалл хлопнуя себя по колену.
– И мае такая же мысль пришла в голову. Бентли, набери два сигнала. Первый – всем кораблям охранения. Пусть займут позиции позади авианосцев, как можно ближе к ним. Другой сигнал – авианосцам.