Над степью, как над огромной холкой вороного коня, дугой изгибался Млечный Путь. Серебряными колокольчиками на дуге мерцали звезды и молчали, боясь спугнуть чуткий сон летней ночи. Над Волчьим логом висел опрокинувшийся ковш Большой Медведицы и лил на землю предутреннюю прохладу.
За логом, у болота, сонно журчал родник. Евгений зачерпнул пригоршней воду и напился. Наташке нравился этот род-иик. Тогда, в свой единственный приезд сюда, она стояла вот тут, хохотала и брызгалась студеной водой.
Он ясно представил ее себе: чуть-чуть прищуренные голубые глаза, влажные нервные губы, на правой щеке дрожит родинка.
- Женька, да у вас тут рай! Воздух хоть ножом режь! Вода как нектар!
- А ты пробовала его? - без улыбки спросил Евгений.
- Чего?
- Нектар.
- Нет, - удивленно ответила Наташа.
Он знал, сейчас она обиженно замолчит, прогонит с лица улыбку: опять он не понял или не хочет понимать.
Знал, что обидится, и вот почему-то одернул, спустил с неба на землю. Может быть, оттого, что все это напоминала плохую актерскую игру. А может, оттого, что слова здесь, в степи, звучали фальшиво. Они были просто не нужны.
Кудряшов умылся и сел у родника. Впереди был памятник Чайке. Глубокой канавкой вырезанный в земле контур звезды и в центре слово "ЧАЙКА". О своем памятнике он рассказывал Наташе, но что-то удерживало показать его ей, хотя в прошлый приезд сюда она настойчиво просила об этом. Почему он не открыл жене свое самое сокровенное место? Евгений и сам не мог тЛком ответить на этот вопрос.
Пожалуй, это была его первая тайна от жены. Первая, но не последняя... С каждым годом их становилось все больше. Он не хотел этого, но так получалось. Некоторые из них касались денег, и от этого каждый раз на душе было гадко, будто обворовывал близкого, обворовывал подло и предательски.
Тайны не всегда оставались тайнами. И когда они раскрывались, в семье случались неприятные объяснения. Первый такой разговор произошел в тот год, когда родилась Л годочка.
Строительный участок, на котором работал Евгений, был одним из первых в управлении. И молодой, но знающий дело, энергичный инженер Евгений Кудряшов очень скоро пришелся по душе как рабочим, так и начальству. Дела в бригадах спорились, и огромный цех будущего химкомбината рос как на дрожжах. К зарплате прибавлялась ежемесячная премия, и Наташа радовалась:
- Если у тебя дела и дальше так пойдут, то через полгодика мы купим новую мебель!
Евгений не возражал. Новую так новую! Хотя не мог понять, зачем надо покупать непременно новую, если и эта не так уж стара и плоха.
- Следующую премию всю отложим на книжку! - тоном, не допускающим возражений, говорила жена. Глаза ее щурились, начинали жадно блестеть, ноздри раздувались. - Ты видел у Черепивских немецкий гарнитур? - спрашивала Наташа. Он не успевал ответить. - Трюмо мы поставим вот тут, "хельгу"...
Евгений видел: жена меняется на глазах. Становится совсем иной, непохожей на ту, прежнюю, чистую, щедрую, с душой, открытой для добра. Но серьезного значения этому не придавал и втайне думал: наверное, все молодые матери ведут себя так. Прижимался щекой к нежным, теплым ручонкам дочери и забывал обо всем на свете, прощал все своей Наташке. А первый гром грянул тут же...
Над Волчьим логом небо сохой пропахал метеорит. Рядом с Евгением от испуга громко пискнул суслик и зашуршал травой, удирая к своей норе. Ночь съежилась и потемнела...
Общее собрание строительного управления было шумным и коротким. Соседний участок работает из рук вон плохо, тормозит строительство всего химкомбината. Строительные материалы там не берегут, организация труда отвратительная, дисциплина не лучше. На участке завелись хапуги и пьяницы. Речи звучали отрывисто и зло.