Диалог Владимира Высоцкого с Мариной Влади, или «Отцы и дети»
И с меня, когда я взял, да умер,
живо маску посмертную сняли
расторопные члены семьи.
И не знаю, кто их надоумил,
только с гипса вчистую стесали
азиатские скулы мои.
Слышишь, Маринка, дети мои
ненависть матери отображают,
как Зазеркалья чумного пути
Кажется, будто бы всё понимают,
кажется, нет возражений у них.
Часто бывает: семья не сложилась,
но перед ними мой страх не утих
лишь за тебя
Вот такая немилость!
Взвилось моё состоянье души
дети родные отца ненавидят
Бога прошу, как отшельник в тиши,
счастья им дать
Пусть их жизнь не обидит!
Я ли тебя не любил, не страдал
в наших разлуках Совдепии скерцо.
Значит, мальчишкам я что-то не дал,
если у них только злоба на сердце.
Полно, Володенька, дети мои
верят:
тебя не любить невозможно!
Дети твои, что в лесу соловьи.
С песней любви им легко и несложно.
Ну а мои безразличье совка
самая страшная в жизни потеря.
Видит Никитка во мне дурака,
ты ж для него наподобие зверя.
Зверя Французской земли? О-ля-ля!
Кто же он сам?
Нет, Марина, не надо!
Может, ему не хватило рубля
или другой пионерской награды.
Что я для мальчика сделать не смог?
Вряд ли он встретит свою Лорелею.
Только, надеюсь, простит его Бог,
я же, убогий, уже не успею
«Неужели жизнь проходит»
Неужели жизнь проходит,
неужели гаснет свет
в этом смачном переходе
боли, сумраков и бед?
Неужели спозаранку
разлилась по небесам
кровь убитых и подранков?..
А кого не знаю сам.
Но навряд ли эту смуту
враг затеял с леганца.
Выстрел каждую минуту,
и расправа до конца.
Не судите люди строго
русских злых писарчуков.
Мы же ходим все под Богом
лишь без рамок, без оков.
Ни к чему влезать на танки,
но поэт всегда поэт!
И наутро спозаранку
льётся кровь на Божий свет.
17.07.1918 г., или Смутное время Екатеринбурга
Одичалые люди.
Дни Гражданской войны
ежедневные будни
обнищавшей страны.
Межсемейные розни,
восемнадцатый год.
Из-за дьявольской козни
веселится народ.
В тополиной пороше
под берёзовый всхлип
милый мальчик Алёша
за Россию погиб.
Кто-то ляжет на плаху,
кто-то пьёт без конца,
разрывая рубаху,
убивает отца.
Арфы порваны струны,
в храме кру́жится взвесь.
Миром правят коммуны,
да плебейская спесь.
Эта тяжкая ноша
под берёзовый всхлип,
а царевич Алёша
за Россию погиб.
У реки Смородины
Рожали в муках нам века
скрижали Нового Завета.
От слёз дрожали облака.
Рука Творца творила это.
Но где-то выстрелы?!
Расстрел!
Шестую Заповедь убили.
Подумай, сколько мёртвых тел
за жизнь
мы Богу возвратили?
Убийство вызвало экстаз
в экстазе верещали суки:
Пусть кровь Его лежит на нас,
на детках наших и на внуках!
Но каждый день, но каждый час
моленье к Господу:
О, Боже! За что же Ты покинул нас?!
Вернись, проступки подытожим
и разберёмся:
Кто творил?
Кто наделил нас вольнодумством?
Дрожат скрижали, нету сил
сражаться с дьявольским безумством.
Ах, человек, твои долги
давно прошли в Пасхальном звоне.
Но просишь Бога:
Помоги!..
а поклоняешься Мамоне.
Простите меня, православные!
Простите мне, что я живой
за наши драки, склоки, смуты,
за поклоненье злобе, мути.
Простите мне, что я живой!
Простите мне, что я не смог
спасти Россию от позора,
от деградации и мора.
Простите мне, что я не смог!
Простите мне, не доглядел,
что Кремль ворами переполнен,
что о победах смутно помню.
Простите мне, не доглядел!
Простите мне, я виноват
за казнь царя и за разруху,
и мне земля не станет пухом.
Простите мне, я виноват!
Простите мне, что я живой
за поклонение Мамоне
в последнем хрипе, крике, стоне.
Простите мне, что я живой
«Перестук колёс, перестук»
Моей бабушке
Екатерине Холиной,