А любовь это, знаешь, не просто смотреть в облака
А любовь это, знаешь, не просто смотреть в облака,
вместе чай разливать и на кухне готовить картошку
это общие горы и реки, пространства, века,
общий замок и скит А случится такое сторожка.
Я не буду винить И прости, но бессильны слова.
Не единое ложе, не общее время влеченья
есть любовь Это общий апрель, и цветы, и трава,
это общее солнце и если случится затменье.
Я не буду винить Но давно не поют соловьи
Слишком много дорог, что разводят нас вкривь в одночасье.
Слишком много разлук и, увы, слишком мало любви,
что равняется слову простому, обычному «счастье».
Или вовсе останься А если на миг, уходи.
Слишком суетна жизнь В ней и так всё и хрупко, и тленно.
Я желаю жить тем, что равняется свету в груди.
И не в бытом и тленом а в сердцем творимой вселенной.
«Живу теперь бездельницей»
Живу теперь бездельницей
в остатках сказки-дня.
Самой давно не верится
в путёвую меня.
Промчались годы искрами.
Как не было Покой
Не модная, не быстрая
я сделалась рекой
многоручейной, маленькой,
укрывшейся в лесу.
Когда гремят проталины,
я радости несу.
Когда же дни лучистые,
питаю корни древ;
с лягушками и птицами
гутарю нараспев.
И только редкий, пристальный,
бродящий по лесам
художник скажет: «Истинно!..
Я так живу и сам»
Легко земли касается
та самая река.
А сказка не кончается,
течёт, журчит слегка.
Севастополь-2020
Зачем была та страшная война?
Чтоб внуки продавали ордена,
штаны ремнём старинным подпирая,
стояли на краю, а не у края,
дедо́в припоминая имена.
Мой брал Берлин За этого Орла
хотя бы пять!..
Медаль за Севастополь!..
Дед Марк Михалыч!.. Во война была!..
Мадам, купи!.. Ты зенками не хлопай!
Стою, смотрю, не знаю, что сказать.
Сыны Отчизны!.. Спорят, матерятся,
кто и на что сумел наторговать.
Аллея Славы!.. Стоит ли теряться?!
Идёт за рюмку дедово добро,
на хлеб, а что получше на квартплату.
Как будто с треском вынули нутро
со дна могил, заброшенных когда-то.
Как будто бы залезли на чердак,
где в детстве, может, даже не бывали.
На барахолку, душу сжав в кулак,
снесли сегодня всё, что отыскали.
Кто на газету, кто и на бетон
кладут медали, фляжки, чашки, блюдца,
почтовый ящик (он из тех времён),
на нём звезда, а продавцы смеются.
Хохочущим, им даже невдомёк,
как много раньше в нём бывало боли.
Шли похоронки, не жалея ног,
и письма шли о радости и горе.
Газета «Правда», сорок пятый год.
Пятьсот рублей! Дешевле, мать, не станет!
Стоят сыны Отечества народ.
Наглы и злы. И память их не ранит.
Я понимаю, если б их спросить:
За что трофеи дедовы на водку?
Они б тотчас сумели возразить,
что пуст живот и жажда режет глотку,
что без работы всё, что есть, продашь!
А где её сыскать теперь, работу?!
Ты, барышня, хоть, может, сотку дашь
за орден, что вручён военным флотом?
Стою смотрю Что можно им сказать?!
Героев Севастополя потомки
себя самих не в силах обуздать;
грубы, бедны, отчаянны и ломки!
Но слава богу, если с тех небес,
где все, кто за Победу в сорок пятом
шёл на войну, на бойню и на крест,
не видят этих новеньких солдатов.
Чудо
У неё глаза в печали,
сумки две по двум бокам.
Она плакала ночами,
тосковала по рукам,
по губам чужим, ненужным
Дело было к сорока,
и никто не стал ей мужем
и любимым на века.
На трамвайной остановке
вышло чудо вышел Он.
Посмотрел сказал неловко:
Я, признаться, удивлён:
как же вы баулы эти
сами можете таскать?!
Надо ж жить на белом свете!
Счастье нечего искать!
Он, схватив её котомки,
до порога проводил,
приобняв, сказал негромко:
Знайте: я вас полюбил!
Разве вы один на свете?
Да!.. Представьте!.. Я один!
А жена была?.. А дети?..
Раньше не было причин!
Улыбнулись, посмеялись!
Вместе счастливо живут.
И ни разу не ругались,
и вина они не пьют.
И работают исправно,
а ещё (важней всего)
он её любимый главный,
она милая его.
И семью они создали
так, что миру не разбить.
Они так друг друга ждали,
что лишь вместе смогут быть.