И вот такая махина, остолбеневший на мгновение, мухой с возгласом : Хохх! как крутнётся на сто восемьдесят градусов, и как рванёт с места. Видать сильно поднатужился, аж пробку вышибло. Да так это жижей богато гвозданул по кусту, по голым веткам да по стеблям срикошетило, будто из поливальной машины в тридцать три вилюшки и всё на меня. Зараза бы тебя взяла! Сухого местечка на мне не оставил. Изгваздал с ног до головы. Два дня потом из бани не вылезал, никак отмыться не мог. Весь одеколон на себя вылил. До чего ж вонюч сволота! Не мудреносемь месяцев копил для меня.
Есть что вспомнить
Стрелок подложил дров в печку, собрался было уже лезть на печку, остановил свой взгляд на своём ружье, что висело на гвозде рядом с одеждой.
Как посмотрю на своё ружьё обязательно что ни будь вспомнится. Раз нас с Борисом, заядлых рыбаков и охотников попросили срочно придти в милицию. Мы уже знали зачем: накануне в пионерском лагере на Кулу медведь задрал двух девочек. Срочно нужно было его уничтожить. К обеду на милицейском газике нас доставили на Кулу, приток Колымы, где располагался лагерь с детишками. Места хорошо нам знакомые по рыбалке и охоте. В километре от лагеря вниз по реке была рыбачья избушка. Кто-то мастерил её на славу. Деревянная, в два этажа. На обе стороны выходили балконы. Внизу русская печь. Как положено, из кирпича. Труба-коллектор, называвшаяся ещё в народе фонарём, обогревала ту избушку. Рядом с ней бульдозером выкопали неглубокую яму, пустили из реки воду, которая очень хорошо прогревалась за день. Тут ребятишки логастались.
В этой избушке мы и расположились. Весь остаток дня прочёсывали окрестности лагеря квадрат за квадратом.
Всё равно, что искать иголку в соломе, заметил Борис за ужином. Ночь переспали, за завтраком напарник говорит мне:
Медведь приходил на рассвете, и в ответ на удивлённый мой взгляд пояснил, шурудил консервными банками. Я спрыгнул на пол, прильнул к окну. От него только тень мелькнула. Хитрюга! Услышав скрип половиц, тут же слинял. Просто так его не возьмёшь. Нужно что-то придумать, вздохнул приятель и предложил освободившиеся консервные банки подвесить перед домом. Так и сделали. Весь день опять прочёсывали лес. Пусто. Вернулись вечером, видим, все наши метки валяются на земле.
Хитрая тварь! ухмыльнулся напарник, мы его ищем по лесу, а он за нами следит. Сейчас, небось, спрятался за лесину и наблюдает за нами. -Борис так уверенно говорил, что я невольно стал оглядываться вокруг, тщательно присматриваясь к каждому кусту и дереву. А вдруг и впрямь где затаился.
Рыбки бы тухленькой достать помечталось мне вслух.
Да, перед таким деликатесом ни один медведь не устоит, согласился напарник. К вечеру сходили с ним в лагерь. Семёныч, местный завхоз, убитый горем, не пожалел ни чего, дал нам всё, что мы просили. Принесли в избушку много трески, консервных банок и всё подвесили на кустах и деревьях вокруг избушки. Ночью поочерёдно дежурили на балконах, чтобы не выдать себя, даже не курили. И всё напрасно. Ни ночью, ни с рассветом гость не явился. Вечером же большинство подвешенных банок опять валялись на земле. Рыба не тронута.
Ждёт, когда запашок пойдёт. Гурман-нн! -многозначительно протянул Борис. Через денёк, другой будет в самый раз.
Рыба висела, привлекая целые рои мух, почти неделю. Медведь не клюнул на приманку. Значит, действительно, косолапый слишком хитёр. Стоило нам уйти из избушки, он тут, как тут. Мы в избушку, его как -будто и в помине нет. Игра в прятки. Кто кого перехитрит.
А как у него с математикой дела обстоят? засмеялся мой напарник. Интересно, считать он умеет?
Вопрос Бориса меня озадачил. Зная плутоватую натуру напарника, я не торопился с ответом, тем более не знал, о чём идет речь. Напарник прояснил мне свою идею.
Ты берёшь транзистор, настраиваешь его на разговорную речь и уходишь с ним в лагерь. Я затаюсь здесь. Приманка пусть висит. Если косолапый силён в математике, то догадается, что один ушёл, а другой человек остался ждать. Если он не в состоянии просчитать до двух, то я его гохну. Только оставь мне своё ружьё- оно поточнее моего. Да, чуть не забыл. Не приходи сюда, пока я не объявлюсь в лагере.
Я уходил от избушки под разговор транзистора. Для видимости, что идём двоём, я иногда в паузах что-то говорил. Говорил, но сам думал о Борисе. Всё-таки удивительный он человек. Не верил в авторитеты. До всего доходил собственным умом. На любой предмет имел свою, как он любил выражаться, кочку зрения. Однажды на рыбалке мне задал вопрос: