Держа испуганного зайца за уши, я продолжал скакать на нем, сам не зная куда, ведь где обитает сейчас девочка с голубыми волосами, я не знал: за время разлуки я не получил от нее ни единой весточки, хотя в течение недели бегал на почту каждые полчаса. А теперь я несся на незнакомом мне зайце в неизвестность. Мимо с неимоверной скоростью проносились деревья, телеграфные столбы и придорожные трактиры, а я все скакал и скакал без устали, в какомто болезненном трансе, находя в скачке сумасшедшее, неведомое мне ранее удовлетворение. При этом я не переставал думать о Мальвине, о том, как она увидит меня после долгой недельной разлуки и произнесет чистейшим, как вода горного ручейка, голосом: «О, мой Пьеро!
Как ты меня отыскал?»
Внезапно о чудо! на берегу заросшего ряской небольшого водоема, мимо которого я чуть было не проскочил на огромной скорости, промелькнуло платье Мальвины. Не помня себя от радости, я притормозил зайца за уши, так что заячьи подошвы задымились от резкого торможения о дорогу, спрыгнул с него и отпустил восвояси, чем измученное животное не преминуло воспользоваться. Простирая в непередаваемом экстазе руки, я побежал к Мальвине, которая занималась чем-то на берегу пруда. «Мальвина, моя любимая! кричал я своей не иначе как чудом обнаружившейся возлюбленной. Я не могу без тебя жить, Мальвина! Отныне мы никогда не разлучимся! Ты вернешься в театр Карабаса Барабаса, с которым мы продолжим сотрудничать до самой смерти. Наши гримерки расположатся рядом, я каждый день буду смотреть на твое прекрасное лицо и голубые волосы. Ты мое вдохновение, Мальвина, моя навеки!»
Мальвина обернула ко мне носатое лицо, но о ужас! это была не Мальвина, а деревянный мальчишка по имени Буратино, не так давно околачивавшийся в театре. Однако женское платье, в которое Буратино был одет, несомненно, принадлежало Мальвине: я узнал его по обильно украшавшим платье рюшечкам, так милым моему сердцу в те благие времена, когда оно сидело на узеньких плечиках куклы с голубыми волосами. Не зная, что сказать, я раскрыл от изумления рот. Тогда обернувшийся ко мне Буратино нехорошо засмеялся и пояснил, что это и в самом деле платье Мальвины. Выяснилось, что недавно Буратино был у Мальвины в гостях, и моя возлюбленная, отзывчивая и сострадательная душа, подарила ему вместо его промокшей и вконец испорченной бумажной курточки свое лучшее льняное платье. Обрадованный, я спросил, где находится моя возлюбленная Мальвина, и Буратино согласился проводить меня к ней, но только после того, как вычерпает пруд.
Тут только я обратил внимание, что Буратино при помощи ведра пытается вычерпать этот заросший никому не нужный пруд, на берегу которого произошла встреча. Зачем ему вычерпывать пруд? На этот недоуменный вопрос Буратино ответил, что вычерпать пруд нужно для того, чтобы договориться о возврате украденного со старой галапагосской черепахой Тортилой, давным-давно присвоившей золотой ключик у дедушки Карабаса Барабаса. Всегда готовый оказать помощь директору своего кукольного театра и вдохновленный предстоящей встречей с Мальвиной, которая стояла перед моим внутренним взором как живая, казалось, подзывая меня к себе своим тонким и белым пальчиком, я принялся помогать Буратино.
Мы, при помощи дырявого ведра и не менее дырявой старой кастрюли, вычерпывали пруд в течение нескольких часов, сливая воду в близлежащий овраг. Вскорости пруд заметно обмелел. Из него начали выпрыгивать возмущенные лягушки, которых Буратино смеха ради протыкал своим длинным и острым, как шило, деревянным носом. Лягушки оставались на его носу, как нанизанные на шампур куски шашлыка.
Еще через пару часов пруд превратился в грязную, наполненную пиявками и задыхающейся рыбой лужу. Однако это шевелящееся живое добро моего энергичного деревянного товарища не заинтересовало. Буратино, по колено в грязи, кинулся в самую середину обмелевшего водоема и с трудом выволок за хвост обросшую моллюсками и неповоротливую, как прохудившийся таз, черепаху.
«Ты почему, карга старая, сразу из пруда не вылезла, когда по просили?» спросил Буратино Тортилу, переворачивая ее на спину, чтобы не убежала.
«Штарая я, шовшем уже не шлышу, прошамкало в небо многовековое пресмыкающееся. Тебе што надоть, шынок?»
«А ты как думаешь?» ответил Буратино, опираясь о пресмыкающееся ногой и как будто задумываясь. Во время раздумий Буратино напоминал роденовского мыслителя, только наступившего ногой на черепаху и с выдающимся вперед конусообразным носом. «Ну так что? спросил он Тортилу через какое-то время. Мы договорились, старая, насчет золотого ключика или продолжим упорствовать?»