Базилио: А (Корчится от боли). Не бейте меня, гражданин начальник, мне чего-то нехорошо!
Следователь опрокидывает стул вместе с зэком на пол и продолжает остервенело избивать кота сапогами, приговаривая:
Следователь: А финансовые пирамиды возводить хорошо? А кидать заслуженного кукольного артиста на двести с лишним целковых хорошо? А ты знаешь вообще, кто такой Буратино? Он же народный любимец, великий театральный режиссер. На него вся страна молится. Как только у тебя, котины проклятой, лапа поднялась на такую замечательную куклу? Ты же ей ноги целовать должен, на руках носить должен, а не на бабки разводить. Будешь помнить Буратино!
Будешь помнить Буратино!
Кот теряет сознание, на этом допрос для него заканчивается.
7.
Пьеро, со слезами, густо намалеванными на щеке, зачитывает собственные воспоминания.
Пьеро: Я не могу прожить без Мальвины ни дня! Какое несчастье, что она уволилась из театра Карабаса Барабаса, сказав, что кукольное искусство ее больше не интересует! Скандал случился неожиданно для меня, как и для всех остальных присутствовавших, во время объявления ролей. Мальвине не досталась роль Кармен. Точнее, роль по праву досталась ей, но моя голубоволосая красавица категорически отказалась перекрашивать волосы или использовать парик, что не понравилось уже Карабасу Барабасу. Сначала директор мягко уговаривал Мальвину перекраситься, но та стояла на своем, как кремень: блондинкам, дескать, идут исключительно голубые волосы, и портить свою внешность другим колором она не позволит. Кроме того, Мальвина требовала, чтобы в волосах у нее была не роза, как требовалось по либретто, а ромашка или в крайнем случае василек. Мне-то было все равно: я был готов любить Мальвину с любым цветком в волосах любого колора, но Карабас Барабас! Через час он потерял всякую надежду уговорить Мальвину и решил, как уже неоднократно делал, разрядить напряженную атмосферу при помощи старого трюка. Карабас якобы вышел из себя, схватился за хлыст и в притворном гневе принялся охаживать стены репетиционного зала, посматривая, чтобы случайно не задеть кого-нибудь из кукол. Мы хохотали до изнеможения и готовы были на все ради нашего бесподобного директора все, за исключением Мальвины, которая заявила, что ей обрыдли эти дурацкие розыгрыши и дурацкие роли, и что весь этот театральный бедлам во главе с шутом-директором она терпеть больше не намерена. После чего моя обожаемая примадонна хлопнула дверью и, зарыдав, заперлась в гримерке. Похолодев от предчувствий, я бросился следом за ней, колотил в дверь гримерки, как бешеный, но любимая была непреклонна. Вскоре, взвинченная и прекрасная, как никогда, она выбежала из театрального подъезда с тремя чемоданами нарядов и умчала на пролетке, запретив за собой следовать.
С той трагической минуты я буквально не находил себе места. Без Мальвины моя жизнь была пуста и скучна, как детская погремушка для выросшего ребенка. Все мои мысли были о ней, моей обожаемой куколке, о судьбе которой я не знал буквально ничего, что ужасно меня мучило. Моя тоска по Мальвине была настолько непереносимой, что спустя неделю после ее ухода из искусства я решился на побег, несмотря на то, что обожал и до сего дня обожаю кукольный театр: всю эту загадочную театральную атмосферу, заполненную звонками к репетициям, шелестом примериваемых костюмов и яростным, вполголоса, переругиванием вспомогательного персонала.
Не помню сам момент побега, не помню, как осмелился покинуть свой любимый кукольный театр. Помню только себя, удирающего по пшеничному полю от Карабаса Барабаса. Директор бежит за мной, жутко расстроенный, со спутанной бородой, и кричит в спину: «Пьеро, мой дорогой Пьеро! Вернись в кукольный театр, умоляю тебя, мальчик мой! Хочешь, встану перед тобой на колени? Что я должен сделать, чтобы ты вернулся? Ты же загубишь талант, моя несчастная кукла! Забудь про эту девчонку, она мизинца твоего не стоит! Этой бесталанной вертихвостке терять нечего, у нее одна сладкая жизнь на уме, но ты, мой дорогой Пьеро, можешь потерять все. Ты прирожденный трагик, ты родился, чтобы быть великим артистом, ты артист от Бога, и что ты с собой делаешь? Без театра ты умрешь, ты такой же, как я, только сам об этом не догадываешься! Умоляю тебя, Пьеро, мой дорогой мальчик, вернись!»
Однако моя любовь к Мальвине оказалась сильней, чем любовь к кукольному театру и уважение к Карабасу Барабасу. Правда, в какой-то момент мне почудилось, что любовь к театру пересиливает, я уже развернулся, чтобы броситься в объятия своего обожаемого учителя, но внезапно налетел на что-то мягкое и ушастое. Падая, я ухватил это мягкое за уши и верхом на зайце помчался в противоположном направлении от Карабаса Барабаса, который, стоя на коленях, рыдал в это время о моей погубленной судьбе, как ребенок. Оглядываясь на его коленопреклоненную безутешную фигуру с развевающейся по ветру бородой, я дал себе слово обязательно, как только разыщу Мальвину, вернуться в театр Карабаса Барабаса и посвятить дальнейшую жизнь любви и искусству, ибо эти два понятия всегда оставались для меня нераздельны.