Когда Александр Захарович начал рассказывать про кем-то изобретенные новые фигуры в мазурке, Артамон не выдержал он обхватил брата и заскакал с ним по комнате.
В стену постучали.
Вы с ума спрыгнули, господа? Утра шестой час.
Мы, Митя, подумали, что уж не стоит и ложиться.
Вы-то подумали, а нам каково?
С другой стороны отозвались:
Мы уж решили, что Сашка не собаку, а коня в нумер привел.
Астраханского верблюда.
Слона.
Из соседнего нумера пришли поручики Злотницкий и Волжин. Явился и Сергей Горяинов.
Если не даете спать, дайте тогда выпить.
За шкапом корзина стояла глянь, нет ли бутылки.
Кстати о конях, эскадронный обещал загонять на дистанции. Отчего у конногвардейцев верста три минуты, а у нас три с четвертью?
Черт его знает.
Я тебе скажу почему. У Петюшки Арапова гунтер, а у меня ганноверский тяжеловес. Эскадрон равняется по тихоходам. Вот тебе и три с четвертью. Зато на пяти верстах они за нами не угоняются.
Vivat les chevaliers-gardes[12]!
Послушайте, господа! вдруг выпалил Артамон. Я хочу одну вещь сказать господа, я женюсь.
В комнате воцарилась мертвая тишина.
Шутишь? наконец спросил Волжин.
Да что вы все как сговорились, за шутку держите! обиделся Артамон. Натурально, женюсь, на его вот сестре, на Вере Алексеевне.
И молчал до сих пор?! Ты-то, Сережа, что ж?
Будешь тут молчать он меня мало не к барьеру грозил поставить, если разболтаю.
Ай, Артамоша, молодец! гаркнул Злотницкий. Хвалю! Вот это по-нашему влюбился, так нечего медлить!
Друг! Артамон! Прощай, свобода!
Я медлить не люблю-ю-ю! сатанинским басом пропел Волжин. Сейчас мы денщика того за шампанским.
Господа, шестой час утра, какое шампанское? пытался слабо протестовать Александр Захарович. Хороши мы будем на плацу, нечего сказать.
Ничего, Саша, мы в меру. Могий вместити Артамон, а мальчишник? Непременно мальчишник! Господа, качать капитана!
Идите к черту! Уроните или об потолок стукнете
Александр Захарович оттянул брата в сторону.
Послушай, ты говорил с отцом?
Покуда нет, да вот поеду в Тамбов
Frateculus meus[13], я тебе решительно удивляюсь или, пожалуй, не удивляюсь, вечно ты все делаешь навыворот. И уж сразу «женюсь». Ее родителям, я полагаю, ты тоже еще ни слова не сказал? Ну а как откажут?
Кому, мне? удивленно спросил Артамон.
Александр Захарович только развел руками, а потом не удержался и весело хлопнул брата по плечу.
Что папаша-то скажет, ты подумал? Черт какой-то ты этакий невозможно тебя не любить.
Твоими бы устами
Рыцари, подвиги, дамы все это так и кружилось в голове Артамона, и на следующий день ему пришла в голову блистательная идея. После учений он подошел к Злотницкому и, стараясь говорить как можно беззаботнее, спросил:
А что, Юзе, можешь мне наколоть буквы, как у тебя?
Злотницкий носил на руке наколотые порохом инициалы M.D., уверяя, что сделал татуировку в Париже, в честь красавицы актрисы, подарившей его своей благосклонностью.
Э-э, да ты, капитан, гляжу, бесишься всерьез. Что хочешь?
Вот так. Артамон пальцем показал на кисти. Латинскими буквами «Вера».
Уж сказал бы сразу «верую», пошутил Злотницкий. Знаешь, чего тебе недостает? Рыцарского щита с гербом твоей прекрасной дамы.
Вечером к Злотницкому набилась компания выпить еще раз за жениха, позубоскалить Артамон выслушивал товарищескую болтовню благосклонно. Он не сомневался, что слухи уже дошли до Никиты, но не нашел кузена в явившейся к нему с поздравлениями толпе. Впрочем, и без Никиты доброжелателей хватало. Принесли шампанское, гитару, и пошел кутеж видимо, товарищи решили устраивать мальчишник при каждой возможности. Злотницкий, еще сохранявший относительную трезвость, велел поставить на стол побольше свечей и принялся за дело: сначала накалывал иголкой контур каждой буквы, от большого пальца к указательному, потом острием прорывал кожу между точками и затирал ранки порохом.
Это, верно, чтобы в ином месте не забыть, сострил Волжин.
Гуляки примолкли острота вышла чересчур соленой даже для подвыпившей компании.
Вашу шутку, не поворачиваясь, медленно и внятно проговорил Артамон, я считаю в высшей степени неуместной. А вы сами как думаете?
Поручик, словно пригвожденный к месту этим вопросом, беспомощно покрутил головой. Дело, которое он, очевидно, рассчитывал свести к пикантной болтовне в мужском кругу, вдруг начало обретать для него нешуточный оборот. Ссору развел Александр Захарович. Он обнял брата за плечи, быстро сказал ему на ухо: «Полно, не сердись, видишь, он в стельку пьян», а поручику посоветовал: