О Боже. О Всемогущий. О мой отец, что это? захлопала ресницами она. Да такого даже у Протея не было.
Лахесис удивленно приподняла брови и посмотрела с вызовом на мать:
Матушка, вы все еще считаете эту работу скучной?
А потом обернулась к душе:
Да вы особенный, избранный человек, первый такой в самом новом государстве в Низу, уникальный экземпляр
Кто я? спросила душа кратко.
Лахесис взяла ее за руку, не забыв уколоть пальцами, и подвела к жребию, на котором изображался момент зачатия нового существа во всех деталях, включая химическую сторону вопроса. Каким-то образом внимательно смотревшая на это душа узнавала и признавала свершающийся перед ее глазами акт со всех сторон и понимала смысл произошедшего.
Да не может быть Как
Атропос отвернулась, чтобы не смотреть на душу и сцену секса, показываемую на жребии.
Все может быть, мой дорогой, поскольку сейчас вы здесь, прошептала она.
Где именно, мадам?
Мать качнулась в сторону и произнесла:
У коленей Ананки.
Потом встала и отряхнула подол, и душа, зажав в руках стремительно тающий жребий, полетела вниз, раздирая спиной облака.
Глава первая. Праздник эпохи диктатуры
У Ярошевских, сколько себя помнил маленький Дмитрий, висело над дверью родословное древо, которое уходило корнями вглубь еще во время до начала XX века, а ветвями упиралось в его рождение. Древо, выполненное простыми штрихами чернил на ватмане, было потом тщательно прорисовано во всех своих прожилках дедом Дмитрия, который как-то сразу же после окончания Жуткой Тиранической Власти, заставившей прадеда распрощаться со всем нажитым имуществом и надолго уехать в Заполярье, решил взрыхлить местные архивы города Арбазовки и найти свидетельства своего великого и благородного происхождения, пришлось даже в Столицу ехать. Но дело того стоило вскоре над дверью в детскую будущего Дмитрия висело красочное подтверждение его происхождения (а за соседней дверью спали родители, которым после брака пришлось переехать в дом к деду с бабкой, ибо покамест не заслужили). Нельзя сказать, что никто до этого не знал о том, что Ярошевские благородные когда во всей Арбазовке не сыщешь человека с фамилией иной, чем Иванов, Петров и Мухаметгалиев, любое росчерк на «-ий» и «-ия» в конце ФИО воспринимался как нечто крайне крутое и польское. Но правда заключалась и в том, что пока после Тиранической Власти другая, новая власть временно обустраивалась, всем было глубоко плевать на происхождение от поляков или кого бы то ни было еще. Иванов, Петров и Мухаметгалиев ездили на «мерседесах», потом пересели на «роллс-ройсы», а потом вообще остановились на экологичной «тесле», но семья Ярошевских продолжала гнуть свою линию.
Дед Дмитрия работал профессором латыни в местной шараге, отец мелким менеджером по продажам, а мать, так и быть, военным или же военной. Бабушка уже была на пенсии, но говорят, что когда-то она умела неплохо танцевать и еще некоторое время после выхода в бессрочное свободное плавание до могилы выходила на сцену в качестве бабушки Спящей Красавицы, если конечно, в современных балетных постановках такое допускалось. Но Ярошевские упорно продолжали держаться за свое происхождение и говорить о том, что они интеллигенция (про слово «дворянство» им было сложно заикнуться перед соседями, которые были наследственными пролетариями и тоже этим очень гордились). Однако слово «пролетариат», каким бы оно ни было в прошлом красивым и гордым, происходило, как мог легко сказать дед Ярошевский, от латинского proles потомство», потому что соседские бедные Ивановы, Петровы и Мухаметгалиевы, в отличие от более удачливых своих однофамильцев, вообще ничем, кроме детских воплей в каждой квартире, не выделялись. Несмотря на то, что детей отныне в стране в каждом семействе насчитывалось ровно по одному или по двое, Ярошевскому-младшему, который менеджер, было крайне сложно наладить личную жизнь.
Сын, говорила ему мать-балерина, пойдем, проводишь меня на встречу выпускников Ленинградского балетного училища.
Нет, отвечал сын-менеджер. Что мне там делать? Я ненавижу балет.
Мать поджимала губы и в таких случаях злобно смотрела поверх глаз сына на начавший покрываться продольными морщинами его лоб.
Ты проводишь меня, повторяла она, поводя своей царственной рукой сверху вниз в выражении царственного разочарования, или я лишу тебя права брать деньги из моей пенсии.