Рада удивленно посмотрела на него и спросила:
Кто тебе мог такое вообще сказать?
Не знаю, но он у меня вырастет. Я чувствую это.
На дворе стало неожиданно темно от зашедшего солнца, которое светило сквозь деревья последним умирающим светом.
Этого никогда не произойдет.
Как у тебя? хитро уставился мальчик на Раду и накрутил на палец сверкнувшую темным ореховым всполохом прядь.
Откуда ты знаешь? спросила она, встав и отобрав у мальчика руку. Перестань! Прекрати сейчас же!
Она вдруг резко подошла к нему, выдвинув рабочей левой рукой, путаясь в свободной материи, кожаный пояс из штанов, и, неумело взмахивая им, приблизилась к пацаненку.
Что ты собралась делать? От удивления он привстал, открыв свои темные глаза на всю ширину лица, как дети в увиденном в далекие годы Радой аниме.
Она не могла себе этого позволить, она прекрасно знала это, как и то, что она просто не помнит, как это вообще делается. Ей пришлось положить ремень на высокий, похожий на тюремный или больничный, подоконник и подойти к мелкому, который, кажется, отлично соображал. Он вскинул на нее глаза и припустил бегом до двери, открыл ее и позвал на помощь:
Соня!
Из другой двери показалась голова большеухой светловолосой девочки с удивительно толстыми щеками.
Ты жвал меня?
Я больше не буду отбирать у тебя свои игрушки! Эй, защити меня!
Соня нырнула обратно за дверь, потом, подумав, опять открыла ее и обратилась к невидимым людям, которые пришли ее воспитывать:
Эмма и Василий! Тут шот делается!
Рада знала, что ей следует прекратить, но она уже подошла к негодяю и размахнулась на него рукой, держа его, как нашкодившего котенка, почти за шкирку. Маленькое тело всхлипывало, дрожало и пыталось вывернуться. Открывшаяся неожиданно дверь прекратило сопротивления, но не смогла остановить удара Рады через штанишки.
АААА!
Боги, Рада, что вы делаете! орала появившаяся на пороге Эмма, высокий образчик лошадинообразной нордической немки.
Она подскочила к мальчику и вырвала его у Рады из рук. За ее спиной стоял клинобородый Василий и смущенно улыбался, осознав неожиданность красоты брюнетки с бешеными глазами и выбившимися на бледное лицо темными прядями. Она посмотрела на него, ищу спасения, пока Эмма левой рукой не попыталась блокировать удар Рады.
Мне пожаловаться на вас? Вы хотите, чтобы вас исключили, не правда ли? Я слышала, что вы часто так себя ведете. У вас ведь нет детей, верно?
Какое ваше дело, берите этого мерзкого мальчишку. Я никогда не хотела никого из них учить, никогда! Это не может быть моим сыном, черт его побери! почти плакала Рада.
Эмма зло усмехнулась и сказала:
Вы, кстати, еще никогда не проходили курсы переподготовки. Вы ведь всего лишь майор, поэтому после достижения такого возраста вам пора перейти на пенсию и выучиться на педагога. Нам так всем не хватает рабочих рук в яслях!
Василий попробовал вмешаться, держа на плече жующую мармелад некрасивую Сонечку:
Пожалуйста, не ведите себя так больше. Проступок этого мальчика, скорее всего, не подлежит дисциплинарному высказыванию. Он позволил себе неуважительно отнестись к державе или старшему по званию?
Нет, он он спросил меня, будет ли у него когда-либо живот.
Пацан уставился своими большими хнычущими глазами на Раду. Черный их цвет как будто покраснел от воплей и был готов вывалиться ему на щеки.
А вы что ответили? поинтересовался Василий.
Что у него никогда не будет живота. Тогда он возмутился на само существование Бога, пожала плечами Рада, забыв упомянуть о том, что мальчик упрекнул ее в неспособности иметь детей.
Ах ты мой миленький, заворковала, обращаясь к нему, Эмма. Какая Рада нехорошая, правды? Мы ей не рады, мальчик мой. У нее у самой не будет живота.
Рада вспыхнула и обратилась к Эмме:
Вы в состоянии понять, что вы сами-то несете? Я старшая по званию.
Эмма попыталась надменно улыбнуться, растягивая тонкие губы наподобие открытой раны, из которой так и хлестала черная желчь:
Но я всего лишь разговаривала с ребенком
Василий, который был ее мужем в прошлом году, положил руку ей на плечо, чтобы она расслабилась, но Эмма просто не могла прекратить. Она знала, что ему всегда нравилась Рада. В тот день, когда комиссия собралась решать, кто кому может подойти для заключения союза, красивая невысокая брюнетка была одним из ее членов, сидя на почетном месте как единственный зоолог по специальности в дипломе среди всего состава стражей Арбазовки. Ей уже не надо было участвовать в отборе, который, к слову, в последние годы ее участия проводился для нее не самым благоприятным образом, ибо к тому времени, когда у нее закончился фертильный период, она успела побывать женой пяти самых неудачных экземпляров из всего списка не только вполне прилично выглядящих старых полковников ей не давали, но и туповатых юнцов, ей приходилось выбирать из списка хромых, видящих на один глаз и прочих ветеранов Соседских войн. Конечно, все дело было в том, что на нее давно махнули как на производительную силу, и потому с ней особо не церемонились. Ходили даже слухи, что до прихода к власти Лидера она сделала несколько абортов, что коллегией врачей напрочь отрицалось. Но, к сожалению, молодые и красивые мужчины не могли выбрать эту полутатарку-полуцыганку (происхождение, кое Эмма презирала) из числа всех прочих, и только Василий, как человек с одним из самых низких показателей по стрельбе, однажды попытался договориться с комиссией ради одной ночи с Радой. Тогда брюнетка не оценила его стараний и, скромно улыбнувшись, пошла с одноруким ветераном форсирования Збруча, а на следующий год, выйдя из возраста, вписала имя Василия в список предполагаемых женихов для Эммы. Однако та по необъяснимым причинам злилась на более, как ей казалось, удачливую конкурентку. Сейчас говорили, что Рада странным образом осталась одна, и несмотря на то, что она могла выбрать себе любого из пятидесятилетних генералов, она отказала решительно всем и поселилась в маленьком домике на окраине района стражей поближе к торговцам, и если верить сплетням встречалась в нем со вдовым купцом, торгующим писчебумажными принадлежностями для района поэтов.