«Да уясните же вы наконец, неразумное дитя моё! продолжал он с растущим пафосом, Только мудрый не узрит перст божий ополчился супротив вас! Истинно говорю вам, молодой человек, знайте, что ежели вы не услышите глас небес и громы-молньи оттуда и поскорее не воротитесь домой, то куда бы вы ни направляли свои стопы, везде вас будут настигать беды аспидные и преследовать несчастья и каверзы адские, пока не сбудется речённое отцем вашим! Аминь!»
При этом у него на лице было такое безумное выражение, как у какого-то сумасшедшего пророка, только что вырвавшегося из адского пекла Синайской пустыни.
Вскоре после этого мы наконец расстались. Я чуть-чуть опасался его, и в опасениях за свою жизнь, предпочитал ни в чём не спорить с ним и, по возможности, совсем не возражать ему в его теологических построениях.
Больше я его никогда не видел. Куда он после этого делся, бог знает, а я же, имея кое-какие деньжата в кармане, отправился в Лондон, только теперь посуху. В пути, и в самом Лондоне я пребывал в сосстоянии постоянной борьбы с собой, прикидывая, куда направить свои стопы, какую жизненную стезю избрать, и не стоит ли в самом деле вернуться домой, предпочтя участь блудного сына очередному непредсказуемому приключению на море.
Как только мысль о возвращении в родные пенаты потрясла мою бедную голову, стыд сразу же стал затмевать мой разум, а гордость и ослиное упрямство стали выстраивать логическую цепочку ввполне логичных обоснований, почему этого точно не следует делать. Мне всё время мерещилось, как громко будут смеяться соседские кумушки, и как стыдно будет мне бросать виноватые взгляды в глаза отца и матери, не говоря уже о моих знакомых.
Впоследствии я часто отмечал про себя, сколь аллогична и прихотлива человеческая природа, и как легкомысленно и рискованно ведут себя молодые люди, отвергая порой самые основательные доводы разума, которыми следовало бы руководствоваться в подобных ситуациях. Что говорить, людей более ужасает не грех, а раскаянье, они боятся не неправедного поступка, совершённого в состоянии душевного безумия, а раскаянья единственного честного способа вернуть уважение окружающих и возможности восстановить своё доброе имя.
Некоторое время я пребывал в настоящем трансе, не зная, на чём сосредоточить свои усилия, какой профессией заняться, и какую карьеру выбрать. Я зациклился на непреодолимом отвращении к отчему дому, и пребывая в состоянии неуверенности и колебаний, осознанно пытался забыть все мои несчастья и неудачи, а вместе с тем, по мере того, они стирались из памяти, испарялось и моё желание вернуться на родину. Наконец последняя мысль о неизбежном возвращении, как пробка из бутылки, выскочила из моей головы, и я стал ждать случая, чтобы снова испытать судьбу и отправиться в дальний путь.
Ровно такая же самоубийственная сила, что сглазила меня и принудила бежать из родительского дома, одновременно с этим зародила во мне смехотворную, ненасытную жажду обогащения и эта жажда с такой силой пробила мне голову, запустив внутрь неё самые дурацкие мечтания, что я бросил прислушиваться не только к голосу здравого смысла, но и презрел заповеди и уговоры моего отца, так вот, ровным счётом такая же самая сила подтолкнула меня на настоящее безумие запустила в самое катастрофическое из всех предприятий, а именно: я сел на корабль, который должен был отправиться к берегам Африки или, как говорили наши матросы, в Гвинею. Так началось моё новое приключение.
Самое скверное для для меня оказалось то, что всё глубже погружаясь во все эти авантюры, я не додумался наняться на корабль простым матросом. Конечно, тогда мне пришлось бы трудиться много тяжелее, чем обычно, однако в качестве компенсации я мог бы овладеть хоть какой-то полезной профессией, сначала изучив обязанности простого матроса, и пройдя снизу всю морскую иерархию, когда-нибудь стать штурманом, а то и гляди, помощником капитана, а если изрядно повезёт, то и капитаном торгового судна. Но не такова была моя планида: из всех возможных вариантов я всегда выбирал самый скверный и провальный, что спорить, так было и в этот раз. В кармане у меня снова гремели деньжата, я носил вполне приличную одежду, и весело целыми днями слонялся по палубе, как истинный юный барчук, бездельник и сноб, ничем не интересующийся и не желающий ничему учиться.