Батюшка, да как же так Я никогда не смогу его отпустить! До последнего его вдоха буду бороться!
Я понимаю. Как любая мать, вы будете это делать. Но постарайтесь на минутку приглушить свою боль, свои чувства и желания; и услышать волю Божью. Ведь это вы хотите, чтобы сын остался. Вам больно, вам жалко, вы о себе думаете. А Бог чего хочет? Сына вашего спасти, вечную благодать ему даровать. Сейчас для него самое время.
Александра проводила батюшку и упала на колени в слезах. Да как же так! Она всю свою жизнь перевернула, в церковь раньше ни ногой, а теперь каждый день к Чаше Неужели Господь оставит её и не ответит на её мольбы?!
Вдруг боль и отчаяние сменилось на злость. В душе Александры восстал гнев почему Бог не помогает ей?! Многим ведь помогает, стоит тем только разок попросить, а она уже сколько бьётся и ничего! Не будет она ни с чем смиряться и провожать любимого сыночку в последний путь!
Тут пронеслась мысль видела где-то объявление, что сильная знахарка за городом есть. Сына перекрестила, оставила одного, а сама за ней поехала. Привезла в квартиру, всё рассказала, а знахарка и говорит:
Раз не помогает ваш Бог, я помогу. Только убери все иконы, свечи, книги свои святые. Всё убери. Раз не Бог, то я вместо него.
Александра была готова на всё Она убрала все иконы и книги, свечи, а сама на колени упала в слезах у кровати сына.
Знахарка стала какие-то слова произносить, свои заговоры, да травами трясти. Александра толком не смотрела и не слушала, ей было стыдно ведь от Бога отошла, как можно было, придя к вере, вот так просто согласиться убрать иконы! Это как плевок В общем, и стыдно было, и страшно, но хотелось только одного Ванюшу спасти.
Окончив свой ритуал, знахарка взяла немалую сумму денег у Александры, и уехала со словами:
Завтра полегчает ему. Отвар мой давай еще десять дней.
Александра двери за ней закрыла, а сама бросилась обратно иконы ставить авось, Бог простит ей такую малую оплошность.
Отвар стала давать как положено, и скоро Ванечка глаза открыл, на кровати сел да попросил борща
Какое было счастье! Александра чуть не плясала от радости, готовила всё, что сын просил, кормила с ложечки. Выходила его, на ноги поставила. А потом, как он вовсе оправился, привела его к батюшке в храм:
Батюшка, вы поглядите на моего Ванечку! Ведь справился!
Вот слава Богу! Вымолила всё-таки!
Батюшка, вы меня простите, но я в отчаянии к знахарке обратилась, она нам и помогла Я уже не знала, что делать! И ведь помогла она!
А какой силой помогла она?
Не знаю, какой только вот иконы заставила убрать.
Александра, дитятко моё Что ж ты наделала. Отступила ты от воли Божией.
И что теперь будет?
Как знать, милая моя Молись, кайся перед Богом.
* * *
Время шло, Александра в церковь вовсе перестала ходить стыдно было. Да и в душе проскальзывала иногда мысль, что Бог-то ей не помог. А знахарка помогла. Значит, не всё Бог может
Ванечке исполнилось пятнадцать, когда Александра впервые почуяла от него странный запах как будто клея. Но тот ни в чём не сознался. А с тех пор от матери стал отдаляться всё дальше, мало с ней разговаривал, грубил, уходил когда хотел, приходил под утро.
Скоро стало ясно, что сын что-то употребляет. Из дома стали пропадать вещи, а сам Ваня сам на себя не похож стал бледный, глаза впали, руки трясутся.
Что тут только Александра не делала! И знахарка уже не помогла, и батюшка только руками разводил да велел молиться Неупиваемой Чаше.
Однажды Александра пришла в храм вся в синяках, со сломанной рукой, упала на колени перед батюшкой:
Я всё поняла теперь Надо было отпустить его тогда, когда он чист был душой и телом. А теперь что И сам во что ввязался, и со мной что делает! В доме уже ничего не осталось, а он на меня руку поднимает!
Промучились они так еще два года. Ваня бил мать, издевался всячески, а она только плакала и сокрушалась. А потом сообщили, что Ваню нашли за гаражами с передозом
Схоронив единственного сыночка, Александра даже вздохнула с облегчением, хоть ей и стыдно было за это. Кончилось всё
Она снова стала ходить в церковь, потихоньку квартиру в порядок привела. Замуж больше не выходила, так и жила одна до самой старости Многие в церкви её историю знают. А сама она не общительная стала, молится только да идёт тихонько к дому, глядя под ноги