Машина осторожно тронулась, а я остался, с тяжелой бабушкиной рукой на правом плече.
Все хорошо будет, Саша, бабушка смотрела вслед «ниве», все будет хорошо.
Возможно, существовать в глухой деревне, а как иначе прикажете назвать жизнь без интернета и компьютера, по другому язык не поворачивался, все будет хорошо.
И все было хорошо. Я помогал бабушке управляться с коровой, курами и свиньями, варил месиво и картошку (картоху, как ее называла бабушка), чистил навоз. Управляться по хозяйству оказалось довольно интересно, в каждом деле имелись свои тонкости, до которых городской житель сам бы не додумался. Например, что корову надо поить теплым пойлом, а свиней нельзя кормить горячим. Или что куры, оказывается, могут есть вареную картошку откуда мне в городе было про такое узнать?
Сам откармливался после города яичницей с зеленым луком, который еще рос в поликарбонатной теплице.
Кушай, бабушка подкидывала поближе ко мне большой пук зеленых луковых перьев, хачапури у нас нема, гладила меня по голове, но и ты не Малкин, гол не забьешь.
Не гол, а шайбу, я макал лук в соль, а потом в желток.
Утром, ломая первый ледок на лужицах во дворе, смотрел на улетающий на юг клин журавлей.
Саша, у нас под журавлями в резиновых сапогах не ходят, бабушка, чопорно поджав губы, стояла на крыльце, неодобрительно глядя на меня. Не принято это у нас.
Почему? удивился я.
Резиновый погрызень может прийти.
Это что такое?
Не дай Бог узнать, перекрестившись, бабушка повернулась и ушла в дом.
Проснулся среди ночи от боли. Тускло светились синим часы на подоконнике, в ушах шумело, будто за окном проезжал бесконечный поезд. Я лежал, в ужасе глядя на ноги. Тварь, похожая на уродливую птицу, хотя как я помнил из школьного курса биологии, у птиц зубов нет, да и морд, похожих на тощего шарпея, тоже, молча жевала мое левое колено, время от времени поглядывая на меня лиловым взглядом, будто рыжий конь из песни Боярского. Воспоминание о Боярском почему-то помогло встряхнуться: с трудом согнув правую ногу, от души зарядил в клюв твари. Тварь взмахнула головой, надула щеки и недовольно заклекотала.
Говорила же, бабушка бесшумно возникла в комнате и взмахом топора раскроила череп мерзкой твари, резину в дождь не носи и под журавлями не стой, обухом брезгливо сбросила тельце на пол. Я на эти штуки дошлая, смысл имею. Сразу смекнула, что придет тварь, вот и приготовилась к встрече. Утром приберешь тут, тварь в печке сожги, развернулась уходить.
Бабушка, что это? потрясенно прошептал я.
Погрызень, Саша. Обычный резиновый погрызень. Ты не волнуйся. Завтра сапоги твои вместе с ним сожжем и наступит твой лучший час.
Какой?
Погрызень больше не придет.
А в чем я буду ходить?
В валенках, милый, в валенках.
Операция «Жиробесы»
Вася Коркодинов, слегка пошатываясь, шел к башне Москва-сити, а сердце замирало от восторга. Казалось, каждый из немногочисленных прохожих понимал, что этот неловко вылезший из белого лимузина парень шел к башне, а не просто так гулял. Неловко он выбрался потому, что вылезал из лимузина впервые в жизни. Да и две бутылки шампанского, выпитые непривычным Васей под шоколадные конфеты и фрукты, пьянили. А еще больше пьянили открывавшие перспективы. До таких перспектив никакому шампанскому ни в жизнь не допузыриться.
Нога шаркнула туфлей: туфли пришлось одолжить напрокат у не служившего одноклассника, днями просиживающего штаны в офисе. Благодетели предупредили, что в ресторане строгий дресс-код и без туфлей не пустят. А уж в берцах, ставших привычной обувью за время срочной службы и подавно.
Заминка в стеклянной вертушке двери. Оказывается, она вращалась не автоматически, ее надо было толкать. Благо, помог предупредительный мордоворот в строгом костюме, жестами показавший, что делать.
Вам в ресторан? спросил прошедшего внутрь Васю.
Да, смутился Вася.
Проходите туда, показал направление.
Вася прошел, стараясь укрыть за телом пакет, в котором предательски позвякивали две бутылки шампанского. Не выпил в лимузине, а оставлять рука не поднялась: за все уплочено, пусть и не им, а благодетелями, но все же. Все равно бы водила выпил, а так останется похмелиться, если дело не выгорит.