Детский сад я не очень любил. Говорят, что перед расставанием с родителями по утрам я так крепко цеплялся за папину шинель, что оторвать меня было практически нереально. На компромисс шел, лишь получая в качестве «задатка» обещание, что кто-то из родителей обойдет детский сад и помашет мне в окошко с другой стороны. Они, разумеется, держали слово. Но при этом совершенно справедливо прозвали меня маленьким писклей.
Однажды, уже не помню точно почему, я взял и по собственной инициативе пришел из сада домой раньше времени. Сегодня, конечно, это выглядит фантастикой, но в то время некоторыми сорванцами типа меня подобные вещи иногда практиковались. Дома никого не было, и я, вполне по-взрослому, отправился в путешествие по подъезду. Поднялся то ли на 14-й этаж, то ли на 15-й, и оказался в одной из квартир, где меня узнали и оставили на пару часов до маминого прихода.
Похожий случай произошел в первом классе, когда я уже вовсю занимался теннисом. Но в тот раз моя самостоятельность имела под собой вполне конкретную причину. Она была вызвана тем, что Андрей должен был ехать на турнир, в котором мое участие еще не подразумевалось. Я бодро доложил ситуацию классной руководительнице, упустив пару деталей, которые, с моей точки зрения, выглядели несущественными, и отправился домой. Андрей, разумеется, не пустил меня на порог, потребовав убираться обратно, но у меня были иные планы. Вернуться в школу я решил лишь после того, как просидел на лестнице около часа. Но, вопервых, уроки к тому времени уже закончились, а вовторых, по дороге я встретил маму.
В отличие от Андрея, который некоторое время походил с пионерским галстуком, я успел побывать только октябренком. Но макулатуру сдавал неоднократно, благо старые газеты в нашей квартире оставались всегда. Книг, кстати, тоже было много и у бабушки с дедушкой на Смоленской, и у нас в Раменках. Однажды папа привел в гости сослуживца, который просто обалдел от количества книг. Кроме художественной литературы на польских книжных полках у нас стояли все тридцать томов Большой советской энциклопедии, а еще папа с мамой подписывались на различные собрания сочинений. Мы с Андреем читали меньше, чем родители, но сюжет своей любимой детской книжки повести-романа «Кортик» Анатолия Рыбакова я до сих пор помню хорошо.
По сравнению с подавляющим большинством сверстников наша школьная жизнь выглядела весьма специфической. Во втором классе у нас начались занятия во вторую смену, а днем нам с Андреем уже было положено тренироваться. Пришлось родителям подбирать другую школу, и она нашлась сравнительно неподалеку, около метро «Проспект Вернадского». Именно там, в школе 323 я и учился со второго по восьмой класс, причем, начиная с пятого класса, директор разрешила нам свободное посещение уроков.
К конкретным предметам я особого интереса не проявлял, хотя до определенного момента учиться мне было не очень сложно. Однако со временем я стал довольно часто ездить на турниры, да и тренировки отнимали немало времени, что сказывалось на успеваемости. Со стороны учителей накапливалось недопонимание, поэтому, когда в девятом классе я поменял место учебы во второй раз, наступило облегчение.
Мою третью школу 41, которая находилась около метро «Аэропорт», нашла ровесница Андрея, тоже занимавшаяся теннисом на Ширяевке. Шутили, что это учебное заведение предназначено для двух категорий учащихся спортсменов и умственно отсталых. Обучение там велось по свободному графику. На протяжении нескольких дней ты конспектировал то, что тебе наговаривали, потом штудировал это и возвращался примерно через три месяца с выполненными домашними заданиями. Качество образования, сами понимаете, оставляло желать лучшего, но для спортсменов это был отличный выход. Не случайно в той школе училось много ребят из ЦСКА.
Особых сложностей со сдачей экзаменов экстерном у меня не возникало. Лишь однажды в девятом классе мне пришлось пересдавать математику, после чего Борис Львович Собкин, который к тому времени уже тренировал нас несколько лет, пригрозил отчислить меня из тенниса. Выпускных вечеров у нас с Андреем не было, и момент окончания школы не стал для меня каким-то этапным событием. В общем, школу я вспоминаю весьма индифферентно, тем более что ни одного школьного друга у меня не осталось.
2
Ширяевка
Объявление в «Вечерке». Первые тренеры. Мой «Пионер». Разминка на лестнице. Тушенка и бутерброды. Ракета на верхней полке. Летний лагерь. Люди Ширяевки. Асфальтовый корт. Время перемен.