Ди Приемо сообщил детективу адрес в Буффало, но наотрез отказался добавить что-либо еще. Петрозино не удалось выжать из него ни единого звука о том, что касалось убийства Мадониа или его отношений с Джузеппе Морелло.
Петрозино телефонировал в Нью-Йорк о последних новостях, и Маккласки перевел его звонок на Флинна. Когда зазвонил телефон, шеф находился у себя в кабинете с переводчиком с сицилийского, медленно продираясь сквозь груды писем и прочей корреспонденции, изъятой в комнате Морелло. Он был уверен, что сегодня уже видел имя Мадониа где-то еще, и, пролистывая неряшливые приходо-расходные книги Клешни, наконец нашел его. На полях одной из страниц были наспех нацарапаны слова: «Мадониа Бенедетто, Трентон-авеню, 47, Буффало, штат Нью-Йорк». Флинн с интересом разглядывал эту заметку, написанную рукой Морелло. В отличие от прочих записей на странице, эта была сделана красным.
К тому времени, когда Петрозино приехал в Буффало, жена Мадониа уже знала о том, что случилось с ее мужем.
Малопристойное издание New York Journal, связей у которого было побольше, а кошелек потолще, чем у любой другой газеты в Нью-Йорке, получило рассказ о поездке Петрозино в Синг-Синг от источника в полицейском управлении сразу, как только итальянец позвонил с отчетом. Срочная телеграмма внештатному корреспонденту и вот тем же вечером репортер в компании местного районного полицейского прибыл к месту проживания Мадониа в двухэтажном деревянном доме. Они обнаружили старшего из детей убитого 21-летнего Сальваторе. Он сидел во дворе и наслаждался весенним воздухом.
Чувство такта Гарри Эванса, полицейского из Буффало, было весьма ограниченным. Представившись, он прямолинейно заявил:
Полиция Нью-Йорка полагает, что итальянец, которого нашли с перерезанным горлом, ваш отец.
Я ничего не знаю об этом, осторожно ответил Сальваторе.
Ваш отец дома?
Мой отец в Нью-Йорке, мы ждем его домой через несколько дней.
Эванс гнул свое:
Знаете ли вы, жив ваш отец или нет?
Думаю, жив.
Только когда репортер передал молодому Мадониа фотографию его отца в нью-йоркском морге, опубликованную в New York Journal, тот наконец осознал, что́ произошло. Потрясенный, сын убитого разрыдался и в слезах убежал в дом в поисках семейного портрета. Когда он поднес одну фотографию к другой, сомнений не осталось: на обеих был изображен один и тот же человек.
Вам лучше войти, сказал юноша.
Петрозино прибыл в дом Мадониа на следующее утро. Вся семья была в трауре, а жена погибшего лежала в постели. Люси Мадониа чувствовала себя нездоровой еще до того, как до нее дошла новость о жестоком убийстве ее мужа. Сейчас она выглядела больной и значительно старше своих сорока двух лет.
Прошло много времени, прежде чем Люси признала, что ей было известно, чем занимался ее муж. Он был простым каменщиком, продолжала она утверждать в ответ на расспросы Петрозино, и никогда в жизни не попадал в беду. Да, Бенедетто делал все, что мог, для того чтобы помочь ее брату, когда они узнали о том, что его посадили в тюрьму. Он срочно поехал в Нью-Йорк на встречу с адвокатом, затем в Синг-Синг навестить ди Приемо. Но его целью было просто сделать запрос на перевод шурина[23] в тюрьму в Эри, штат Пенсильвания, где членам семьи было бы значительно удобнее навещать узника.
Петрозино стоял на своем. У него имелся опыт ведения допросов, и он знал, когда сто́ит придержать информацию, а когда пустить ее в ход. К тому времени, когда он выложил все, что было известно о Бенедетто полиции и Секретной службе, Люси Мадониа ничего не оставалось, как признать, что ее муж был знаком с группой сицилийцев в Нью-Йорке. Ради них он «пустился в путь», добравшись на поезде от Питтсбурга до Чикаго, а оттуда до Буффало. Что́ именно Мадониа делал во время этих визитов, Люси, по ее словам, не знала, но сотрудники Секретной службы, которым Петрозино представил ее показания по возвращении на Манхэттен, узнали один из излюбленных маршрутов фальшивомонетчиков. Это вполне согласовывалось с информацией неизвестного автора письма о том, что у себя на родине, на Сицилии, Мадониа был осужден за подделку бумаг.
Миссис Мадониа сообщила Петрозино еще кое-что. Ее брат, ди Приемо, писал ей более месяца назад о том, что он в беде. Вскоре после этого он телеграфировал о том, что ему срочно нужны деньги. Ее муж достал откуда-то тысячу долларов большую сумму, которую он не рискнул отправить напрямую. Пока ди Приемо ожидал приговора в кутузке, Бенедетто отправил конверт знакомым в Нью-Йорк. К деньгам была приложена записка с инструкцией получателю: взять наличные и передать их человеку в салуне на Принс-стрит.