Задумавшись, я случайно задел у выхода одного из рабочих. Тот оступился и выронил коробку. С глухим звоном, она грохнулась на пол, раскрылась и из неё вылетела бутылка. Вино покатилось к углу барной стойки, сверкая этикеткой с надписью Golden Harvest.
Нет, нет, нет! запричитал рабочий на китайском, вытянув руку в сторону бутылки в беспомощном жесте.
Стекло звякнуло, столкнувшись со стойкой, и разлетелось на осколки. Красная лужа растеклась по доскам пола, а я как зачарованный смотрел на остатки разбившейся вдребезги бутылки и этикетку, на которой по слову Golden стекали темно-красные капли.
Мурашки пробежали по позвоночнику и на затылке зашевелились волосы.
Причитая, рабочий кинулся убирать осколки, а на меня напала оторопь. Я смотрел то на бутылку, то на Джеремайю, черной кляксой видневшегося в глубине бара. Надо было идти, либо к самолёту и отправляться в путь, либо к заказчику, отказываться от контракта и выяснять, насколько реальны угрозы. Мне почему-то представилось, что Джеремайя воспримет всё совершенно спокойно, молча заберёт конверт и продолжит трапезничать. А потом Не знаю, что будет потом, но в одном был уверен на сто процентов: в себе я буду крайне разочарован. Войцех, может быть и поймёт, а вот на платформу Хо доступ мне будет закрыт, наверняка.
Что-то случилось? прервал мои размышления голос Джеремайи.
Нет. Всё в порядке, ответил я и вышел наружу.
Вернувшись к «Беркуту», забрался внутрь, закрыл дверь, снова устроился в кресле и надел наушники.
Войцех? произнес в микрофон.
На связи.
Ты готов? Не вижу тебя.
Ещё в ангаре. Последние приготовления. Ты взлетай, я нагоню.
Хорошо.
Связался с диспетчерской и сразу получил добро на взлёт.
Одна рука привычно легла на штурвал, другая на рычаг тяги. В такие моменты я словно сливался с самолётом. Малейшие вибрации передавались мне от «Беркута» через кончики пальцев. Прохладные рукояти быстро нагрелись до температуры моего тела и казалось, что руки срослись с самолётом, тело потяжелело на несколько тонн, а крылья стали его неотъемлемой частью. И вот я уже не сидел в кресле, а вытянулся над взлётной полосой, шасси отлично отрабатывали на неровностях, поглощая вибрацию. Белые пунктиры под брюхом мелькали так быстро, что превратились в сплошную полосу. Я чувствовал сопротивление воздуха и его податливость под моим неудержимым напором.
Ускорился.
Гул в кабине оглушал, но это была приятная глухота, вызванная стремительной мощью. Моей мощью!
Мне даже не требовалось смотреть на указатель скорости, чтобы определить рубеж я его чувствовал. Потянул штурвал и тысячи невидимых рук подхватили меня и увлекли ввысь.
Гул сразу стих и превратился в ровный негромкий рокот.
По бокам сверкнули серебром цеппелины платформы. На их фоне «Беркут» казался мелкой птахой, а устрашающих размеров импеллеры, не просто стабилизирующие всю эту гигантскую постройку, но и снабжающие её электричеством, вызывали невольное чувство благоговения.
Белые груды облаков, ослепительные на фоне ярко-голубого неба, устремились навстречу.
Иногда я думал, с чем можно сравнить эти ощущения? Единственное слово, приходящее в голову и хотя бы немного отражающее суть свобода. Каждый раз взлетая, я окунался в неё с головой. И чем бы полёт ни обернулся дальше, момент отрыва от поверхности оставался неизменно прекрасным.
Заложив вираж и одновременно набирая высоту, я занял эшелон четыре-девятьсот и поставил «Беркут» на курс.
Внизу искрились снегом горные пики. Только наблюдая с высоты можно было оценить величие, раскинувшихся на многие километры, хребтов. Некоторые прятали вершины в облачных шапках, другие подставляли крутые бока солнцу. Бесконечные ущелья, блестящие реки, каменистые плато
Но любуясь всей этой красотой, я не забывал поглядывать на экраны вдруг местным на земле снова захочется пострелять?
Тем более, что я пока без прикрывающего. Из-за поспешного отлёта я не успел расспросить Хо, что за ерунда теперь происходила вокруг платформы. Такого раньше не было. По самолётам не палили из ЗРК. Впрочем, эти мысли следовало как можно быстрее отбросить. Во-первых, можно пропустить что-то важное, например, какие-то показания на приборах. Во-вторых, это отвлекало от ощущений и мешало наслаждаться полётом. Поэтому я быстренько очистил мысли, включил автопилот и принялся разглядывать пейзаж.