С волосами у меня тоже творилось непонятно что, и конце концов я обстригла длинные неряшливые патлы и остановилась на наипростейшем варианте прически, требующей минимального ухода. Душ у нас в общаге находился на этаже, и для того, чтобы обеспечить себе относительно спокойную помывку приходилось либо отстаивать змееподобную очередь, либо внаглую пробиваться с боем, так что позволить себе такую немыслимую роскошь, как утреннее мытье головы, я была физически не состоянии.
В принципе, я давно забила на свою внешность и обоснованно считала, что мало кого волнует, в каком виде коммунальные работники занимаются, например, побелкой тротуарных бордюров, но чем явственней в горячем воздухе чувствовалось обжигающее дыхание неумолимо приближающегося лета, тем сильнее мучил меня один животрепещущий вопрос. Дело в том, что если в прохладный сезон, ношение одежды с длинными рукавами казалось вполне естественным, то дефилировать под палящим солнцем в аналогичной экипировке будет, мягко говоря, странновато. Вены на руках так и не восстановились «дороги» выглядели настолько отвратительно и страшно, что я готова была все лето париться в олимпийке, только бы никто вокруг не заметил этого безобразия. Навряд ли у меня также имелся шанс когда-нибудь примерить короткую юбку мои ноги щедро испещряли шрамы от удаленных хирургическим путем дезоморфиновых язв, относительно которых Потапыч неоднократно высказывал точку зрения о чрезвычайно благополучном исходе при столь запущенной стадии. По сравнению со Стасом, несомненно, все так и было. Не иначе, как ангел-хранитель подсуетился. Говорили, что всю эту «красоту» начисто сводят лазером, и какое-то время дорогостоящая операция снилась мне даже чаще, чем «героиновые сны», однако, накопить на сие медицинское чудо для меня представлялось таким же нереальным, как и поужинать в компании президента, и в итоге я с горечью смирилась с незавидной перспективой навсегда остаться заложницей длинных рукавов.
А лето тем временем не заставило себя ждать, и, проведя всего лишь пару дней под палящим солнцем, я незаметно для себя загорела, и мои черные глаза перестали неприятно выделяться на фоне нездоровой бледности кожи. В другой ситуации, характеризуя изменения в моей внешности, можно было бы ограничиться кратким «похорошела», но когда я случайно сличила отражение в зеркале с фотографией на пропуске в Горкомхоз, сделанной всего три месяца назад, я вдруг увидела разительный контраст. Фотограф запечатлел законченную наркоманку, а зеркало показало выздоравливающую после тяжелой болезни пациентку. Причина этого весьма существенного отличия заключалась в первую очередь во взгляде: потухший и отсутствующий «до», он стал живым и блестящим «после». Может быть, если бы я смогла заставить себя бросить курить или хотя бы перейти на более щадящие сигареты с фильтром, исчезли бы залегающие под глазами тени, но отказаться от табачной зависимости было выше моих сил.
В начале весны пешие походы на работу омрачались главным образом ощутимым утренним холодом, но сейчас, в конце мая, я совершала променад с откровенным удовольствием. В ранний час на улице было свежо и безлюдно, мимо изредка проезжали одинокие машины, и на меня никто не обращал внимания. Путь до закрепленного за нашей бригадой участка занимал больше часа, и иногда я успевала существенно устать еще до того, как приступала к работе, но я усматривала в это лишь положительные аспекты. Когда в больнице меня скрутила ломка, я в отчаянии порезала себе запястья, и настоящая физическая боль принесла мне облегчение, вытеснив фантомные ощущения, что-то подобное происходило со мной и здесь: мышечная усталость не оставляла сил на депрессию, апатию и прочую психологическую дрянь, от которой желание уколоться иногда приобретало маниакально-навязчивый характер.
На работу я обычно приходила раньше бригадирши, не то чтобы меня не любившей, но неизменно воспринимавшей мое чрезмерное усердие со скептической подозрительностью. Нина Степановна до такой степени привыкла, что ее задания выполняются абы как и из-под палки, что предпочитала пользоваться мотивацией в форме кнута, а я со своим служебным рвением откровенно не вписывалась в ее однобокое мышление, и бригадирша инстинктивно искала в моем нестандартном поведении определенный подвох. Уж не знаю, какого рода мысли посещали ее седеющую голову со старомодной химзавивкой «под барашка»: может, Степановна побаивалась, как бы я не принялась за старое, и, втершись к ней в безоговорочное доверие, не расхитила из подсобки весь специнвентарь, дабы отовариться у барыги на вырученные от продажи лопат и грабель деньги. Правда, учитывая, что государство конкретно экономило на программе снижения безработицы, наши орудия труда годились на худой конец разве что для сдачи в пункт приема металлолома, да и то я слабо представляла, каким образом с моим субтильным телосложением этот коварный план возможно осуществить на практике.