Слушай, не рисуй здесь больше, ладно? после пережитого эмоционального всплеска ругаться матом я была не в состоянии, и единственное, чего мне хотелось, это зарыться лицом в подушку и отрубиться до утра, но мой юный собеседник фонтанировал неудержимой энергией молодости, и воспринял мой не то совет, не то просьбу в совершенно неожиданном ключе.
Вы правы! жестикулировал парень так активно, что проезжай мимо дон Кихот, он обязательно принял бы это чудо природы за модифицированный образец ветряной мельницы, наверное, я ошибся в расчетах, может, координаты не те внес. Но, постойте, ведь схема активировалась, значит, место выбрано верно!
Я подожгла сигарету, от души затянулась и ехидно осведомилась:
Это ты вслух рассуждаешь или сам с собой разговариваешь?
К моему сарказму парень остался наивно глух, зато жадно вдохнул табачный дым и смущенно вопросил:
Сигареткой не угостите?
Сигарету злоумышленник долго вертел между пальцами, безуспешно пытаясь определить, с какого конца у нее находится фильтр, но в итоге оставил свое неблагодарное занятие, неумело чиркнул спичкой и лихо затянулся.
Последующие минут пять парень непрерывно кашлял с такой отчаянной яростью, что я не выдержала и с ухмылкой поинтересовалась:
В первый раз, что ли?
Да нет, балуюсь иногда, раскрасневшееся от безостановочного кашля лицо осквернителя остановочных павильонов перекосила по-детски обиженная гримаса, не ожидал, что такая крепкая Мазафака, ну ее вообще!
Выработанный за долгие месяцы ношения оранжевого жилета рефлекс сработал идеально, невзирая на только что перенесенное мною нервное потрясение. Я вплотную приблизилась к мстительно топчущему на асфальте сигарету парню и в ультимативном тоне потребовала:
Быстро поднял и выбросил в урну! Кому сказано?
ГЛАВА V
Это было жестоко! Вот так суровая реальность мигом расставляет по местам шарики и ролики в съехавшей с катушек голове, если только, конечно, обладатель внутричерепного бардака не пытает заглушить вопиющий глас действительности при помощи двух кубиков героина.
К счастью, отчитанного мною по всей строгости вандала сия чаша благополучно миновала, и высказанное ему замечание он воспринял с потрясающей серьезностью: торопливо нагнулся, быстро подобрал раздавленный окурок и с баскетбольной точностью определил «бычок» в мусорную корзину. Вероятно, мой осуждающий взгляд показался парню настолько суровым, что бедняга принялся лихорадочно просвечивать фонариком близлежащие окрестности в поисках недавно оброненных маркеров, справедливо опасаясь, как бы я заодно не вменила ему в обязанности навести чистоту по всему периметру тротуара.
Вот, вроде все собрал, нарушитель общественного порядка демонстративно представил на мое обозрение полную горсть вандальских аксессуаров, некоторые из которых закатились так далеко под скамейку, что за ними пришлось лазить на четвереньках, где-то маленький кэп еще был
Да ладно уже, сжалилась я, я сегодня добрая.
Кто бы сомневался, даже ироническая улыбка вышла у него невыразимо искренней и открытой: в уголках небесно-голубых глаз появились задорные лучики, на щеках заиграли располагающие ямочки, а кончики чересчур фигурно очерченных для парня губ предательски поползли вверх. Так умеют улыбаться лишь те, кого судьба уберегла от концентрированного проявления человеческих пороков, кто никогда не видел обратной стороны медали и знает о настоящей боли только из рафинированных продуктов киноиндустрии и кому не нужно вводить себе в вену наркотическое дерьмо, чтобы испытывать удовольствие от жизни. Когда-то и у меня была такая улыбкаИ у Стаса тоже.
Понимаете, я эту схему уже в пятый раз рисую, но какая-то сволочь постоянно стирает, и всё тут, грустно поведал мне вандал, видимо, опрометчиво решивший, что после наспех проведенной уборки территории у него появился шанс установить со мной доверительные отношения, что я только в краску не добавлял бесполезно! Ну, ничего, парень наклонился к моему уху и драматическим шепотом сообщил, я сегодня лак с лакорастворителем смешал, черта с два сотрешь?
Я повернулась лицом к окончательно высохшему изображению и машинально переспросила:
А если ножичком?
Гордость за свое нестираемое творение распирала автора до такой степени, что его порывистая жестикуляция приобрела поистине угрожающие масштабы, и я даже испугалась, как бы он ненароком не задел меня по касательной.