Не я, что ли, говорила тебе не лить дома крокодиловы слезы из-за этих никчемных выборов? (Хлоп!) Ты думала, зачем мы тебя в эту школу отправили? (Хлоп!) Не суй свой нос в чужие дела и будет тебе счастье. А теперь остывай давай сушим слезы! (Хлоп!) Мать рванула меня, обмякшую, с дивана и поставила на ноги.
Пореветь хочешь? Так я тебе дам повод для рева! и она опять схватила меня, на этот раз полегче. А теперь давай-ка вставай, и хватит вести себя как дура, волноваться о делах этих людишек, которые к тебе никакого отношения не имеют. Иди отсюда вон да умойся! Веди себя уже как взрослая!
Толкая меня перед собой, мать промчалась через гостиную в кухню.
Я прихожу с улицы, а тут ты сидишь, будто мир рухнул. Думала, небось что-то ужасное случилось, а оказывается всего-навсего эти выборы. Давай-ка разберем продукты.
Было приятно слышать, что она успокаивается. Я вытерла глаза, но продолжала сторониться ее тяжелых ладоней.
Мамочка, ну нечестно же. Вот я и плакала, сказала я, выкладывая на стол покупки из коричневых пакетов. Признать, что я задета, значило снова дать повод для обвинений в уязвимости. Мне-то сами выборы не очень важны, а именно что несправедливость эта.
Справедливость, справедливость, а что вообще, по-твоему, справедливо? Если хочешь справедливости, глянь богу в лицо, мать деловито сбрасывала в мусорное ведро луковую шелуху. Она остановилась, повернулась и ухватила мое распухшее от слез лицо под подбородком. Глаза ее, столь резкие и яростные прежде, стали усталыми и грустными.
Малышка, почему ты так мучаешься из-за того, что справедливо, а что несправедливо? Делай, что с тебя причитается, а остальное само собой разрешится, она откинула прядь со лба, и я почувствовала, как злость уходит из кончиков ее пальцев. Смотри, что с волосами стало, пока ты валялась с глупостями. Иди умойся и руки вымой, а потом приходи, будем рыбу готовить.
9
Когда дело не касалось политики, мой отец был молчуном. Но в ванной по утрам он обычно вел серьезные разговоры сам с собой.
В последние годы войны отца чаще можно было застать не дома, а если и дома то прикорнувшим на пару часов перед очередной ночной сменой на военном заводе.
Мать летела домой с работы, с рынка, немного хороводилась с нами и готовила ужин. К ее приходу Филлис, Хелен или я уже должны были поставить вариться рис или картошку, а мать, возможно, днем успевала приправить мясо специями и оставляла его на плите с запиской для нас включить под кастрюлей маленький огонь, когда вернемся домой. А может, что-то нарочно приберегали с прошлого ужина («Оставьте немного отцу на завтра!»). В такие вечера я не дожидалась возвращения матери сама паковала еду и отправлялась вниз по городу на автобусе, чтобы доставить ему обед в офис.