Ее медово-коричневая кожа сияла румянцем, который перекликался с оттенком ее волос, и глаза тоже забавным образом попадали в тон, что напомнило мне о глазах матери, о том, как они, будучи такими светлыми, вспыхивали, будто на солнце.
Я понятия не имела, сколько девочке лет.
«Как тебя зовут? Меня Тони».
Имя напомнило мне о книжке с картинками, которую я только что закончила, и сразу навело на ассоциацию: мальчик. Но лакомое существо передо мной без сомнения было девочкой, и я хотела, чтобы она стала моей кем именно, я не знала, но только моей собственной. Я уже представляла, где буду ее хранить. Может, смогу заткнуть ее в складки под подушкой, гладить по ночам все спят, а я отгоняю кошмар, в котором на мне катается дьявол. Конечно, придется быть очень осторожной, чтобы ее не раздавило раскладушкой, когда утром мать убирает мою постель, накидывает сверху старое покрывало с набивным цветочным узором и аккуратно ставит в углу за дверью спальни. Нет, это точно не сработает. Мать почти наверняка найдет ее, когда примется, как обычно, взбивать мои подушки.
Пока я пыталась придумать безопасное место для хранения девочки, а перед глазами у меня яростно мельтешили картинки, Тони двинулась ко мне и теперь уже стояла перед моими растопыренными комбинезоном ногами, темно-яркие залитые огнем глаза на уровне моих. Шерстяные варежки у меня болтались на свисавших из рукавов резинках, и я голыми руками потянулась и погладила мягкие бархатные плечи ее пальто: вверх и вниз.
На шее у нее висела пушистая муфта из белого меха, в лад меховому шарику на берете. Я коснулась и муфты, а потом подняла руку, чтобы пощупать помпон. Мягкое, шелковистое тепло меха вызвало покалывание в кончиках пальцев, какого не бывало даже от холода, и я тормошила и трогала его, пока Тони наконец не стряхнула мою руку со своей головы.
Я потыкала в небольшие золотые пуговки на ее пальто. Расстегнула верхние две, чтобы застегнуть их обратно, будто я ее мама.
Ты замерзла?
Ее розово-бежевые уши всё больше краснели от холода. В каждой изящной мочке висело небольшое золотое колечко.
Нет, сказала она, придвинувшись ближе к моим ногам. Давай играть.
Я сунула обе руки в отверстия ее муфты, и она захохотала от удовольствия, как только мои пальцы, холодные, обернулись вокруг ее теплых в стеганой тьме подкладки. Одна ее рука прошмыгнула мимо моей, и ладонь распахнулась у меня перед носом. Там лежали два мятных леденца, липкие от ее тепла.
Хочешь?
Я вытащила руку из муфты и, не сводя глаз с ее лица, сунула полосатую круглую конфетку себе в рот. Он у меня пересох. Я закрыла его и стала посасывать конфетку, чувствуя, как мятный сок стекает в горло, жгучий, сладкий, почти грубый. На протяжении долгих лет я всегда думала о мятных леденцах как о конфетках из муфты Тони.
Она устала ждать.
Поиграй со мной, пожалуйста?
Тони отошла назад, улыбаясь, и я внезапно перепугалась, что сейчас она пропадет или убежит, а с ней со 142-й улицы исчезнет и солнце. Мать предупреждала, чтобы я не уходила с того места, куда она меня поставила. Но какие могли быть сомнения: потеря Тони стала бы невыносимой.
Я подалась к ней и легонько притянула к себе, усадив поперек своих коленей. На ощупь сквозь ткань моего комбинезона она казалась такой легкой, что я решила: вот ее унесет ветром, а я и не почувствую, тут она или уже нет.
Обхватив руками ее мягкое красное бархатное пальто и сомкнув пальцы, я стала качать ее взад-вперед, как делала это с большой куклой Кока-Кола моих сестер, у которой открывались и закрывались глаза и которую снимали с полки каждый год перед Рождеством. Наша старая кошка, Минни-Попрошайка, весила почти столько же, сколько Тони, усевшаяся ко мне на колени.
Она обратила ко мне лицо и снова залилась довольным смехом, звеневшим, будто кубики льда в вечернем напитке отца. Я чувствовала, как ее теплота проникает ко мне, распространяется по всей передней части моего тела, сквозь слои одежды, и, едва она повернулась, чтобы заговорить со мной, из-за влажного тепла ее дыхания мои очки слегка запотели на морозном зимнем воздухе.
Я начала потеть внутри комбинезона, как происходило всегда, несмотря на холод. Я хотела снять с нее пальто и посмотреть, что надето под ним. Хотела снять с нее всю одежду и трогать ее живое маленькое коричневое тельце, чтобы убедиться, что она настоящая. Сердце мое рвалось на куски от любви и радости, для которых нельзя было подобрать слов. Я снова расстегнула верхние пуговки ее пальто.