Вставать не хотелось совсем. Организм ныл, как при гриппе. Мысли ворочались не так шустро, как обычно. Словно они были мухами, угодившими в сироп. Но вставать надо. Если мать увидит его валяющимся без дела ну, в общем, понятно.
Он откинул одеяло, сел в постели и, преодолевая легкое головокружение, свесил ноги с кровати. Посидел, привыкая к вертикальному положению. Головокружение постепенно улеглось. Зато усилился озноб. Кожа на руках вмиг покрылась пупырышками. Но это ничего, это терпимо.
Встал, придерживаясь за спинку кровати. Ноги вроде держат и почти не трясутся. Да и голова почти перестала кружиться. Постоял с минуту, прислушиваясь к ощущениям, а потом принялся заправлять постель. Отец когда-то служил в армии и там его приучили всегда заправлять постель. Он говорил, что заправленная постель начало любой дисциплины. Этой своей дисциплиной он, с переменным успехом, пытался увлечь и сына. Много копий было сломано, но кровать Сережа теперь заправлял без напоминаний. То же с чисткой зубов утром и вечером. Это стало настоящим ритуалом. Крепким, почти не рушимым. Поэтому, справившись с постелью, мальчик направился прямиком в ванну.
Он посмотрел на кухонную дверь, почему-то закрытую сейчас. За полупрозрачным стеклом, заклеенным декоративной пленкой, виднелся силуэт матери, сгорбившейся за столом. Почему она так сидит, Сережа не понимал. И не очень хотел понимать. Озноб волнами настигал его, сотрясая худенькое тело. Хотелось немедленно согреться. А что может согреть лучше постели? Правильно горячая ванна.
Открыл воду и долго смотрел, как она льется из крана, пока не увидел, что пробка лежит рядом со сливным отверстием. Заткнул. Попробовал рукой, шумную струю. Та показалось слишком прохладной. Докрутил вентиль с красной пимпочкой посередине. Вот так в самый раз. Залез и сразу распластался по прохладному еще дну ванны. Вода постепенно прибывала. Примерно с такой же скоростью проходил и озноб. Вскоре Сережа смог расслабленно выдохнуть. А потом вдохнуть полной грудью. Странно, что раньше ему так хорошо не дышалось.
Сережа, ты моешься? спросила мать из-за двери.
Да, мам! крикнул он в ответ.
Я должна уйти по делам. В холодильнике котлеты и пюре. Сам себе разогреешь.
Ладно!
Она ушла, а Сережа все глубже погружался в мягкую перину кайфа. Никогда он не испытывал еще такого удовольствия от горячей воды. Все нехорошие симптомы простуды он грешил именно на эту простую болячку прошли целиком и полностью. А может и вся болезнь прошла. Потому, что больной человек не может чувствовать себя так хорошо.
Но одно дело просто валяться в ванной, а другое использовать время рационально. Это еще один пунктик отца. Дисциплина и рациональность, из нее проистекающая. Нет смысла набирать полную ванну воды, если ты собрался сполоснуться. Для этого хватит и половины. А то и трети. А не хватит, можно воспользоваться душем. Так будет РАЦИОНАЛЬНО.
Сережа ненавидел это слово, но явной конфронтации с отцом всегда избегал. Не хотел нарушать ДИСЦИПЛИНЫ. А потому мылся в ванной лишь на треть заполненной водой. Всегда, кроме сегодняшнего утра. Сегодня воды набралось под завязку. Достаточно, чтобы над клубящейся паром поверхностью высовывалась лишь часть головы. Со стороны он сам себе напоминал бегемота, спасающегося от назойливого гнуса в глубокой грязевой луже.
Он засмеялся от такого сравнения. Собственный смех показался ему странно чужим. Больше напоминавшим дребезжащий скрип. Словно за него смеялся кто-то другой.
Видимо началась ангина. Но почему не болит горло? Чтобы закрыть кран, пришлось сесть и протянуть руку. Неимоверно длинное и ненужное движение. Пусть бы вода бежала, бежала, бежала
Улегшись вновь, Сережа чувствовал, как его руки опустились на живот. Под пальцами оказалось что-то шершавое. Потрогал, но прикосновения не ощутил, как будто эту часть тела обкололи новокаином. Сережа узнал, что такое новокаин, когда ему зашивали ладонь, случайно порезанную канцелярским ножом. Отец тогда отговаривал мать, везти Сережу в травмпункт. Говорил, что само заживет. Но мама, в кои-то веки решила воспротивиться мужу. Вот там, в чистом кабинете с кафельными стенами, Сережу и настиг новокаин. Хирург обкалывал вокруг место пореза. Сережа хныкал и постанывал, потому что это было больнее, чем сам порез. Еще Сережа помнил запах йода и то самое онемение. Словно часть тела тебе больше не принадлежит.