Эти заниматься делом не дадут!
размышлял я о кавказцах,
Джигиты умеют только подличать!
Но как припугнуть повара, чтобы он перестал выбрасывать продукты? У меня нет никаких фактов! Ничего не докажешь! Зачем это им надо? Для чего? Рейс только начался и вдруг такие плюхи. Что делать?
Почему «Каяла» заходила бункероваться в Лас-Пальмас? Сеута рядом, в Сеуте топливо дешевле! Или нет? Стоп! Топлива на виток хватало! Третий механик матерился: нам и на ху топливо не нужно! Почему грузом на «Каяле» занимается второй штурман, а не старпом? Балтийское пароходство перешло на европейский стиль работы, когда грузом должен заниматься старпом. Что за прыжки и гримасы? Что-то тут не так. Что делать? Выход один воевать! Если Магомет пошёл на твою гору беда! С горы Магомета можно убрать только силой!
Собираясь в набег, пряча заметки по кибернетике, философии в рундук мысленно одевался я в кольчугу, брал в руки виртуальные щит и меч. Поднимая глаза к небу, вспоминал строки из Слова о полку Игореве. Игорь пошёл на половцев когда,
Солнце тьмою путь ему закрыло,
Ночь грозою птиц перебудила.
Свист зверей носился, полон гнева
Кликал див ему с вершины древа
Кликал див, как половец в дозоре,
За Сулу, на Сурож, на поморье,
Корсуню и всей округе ханской,
И тебе, болван тьмутараканский!
Дела были неважнецкие. Тьмутараканский религиозный болван моих поганых в лице Аллаха и в лице Магомеда оказался сильнее православного Бога отца, Бога сына и Бога Святого духа. Боязно в бой, без богов! С богами, у которых нет сил, не победишь! Но не было и пути назад.
Как говорится, за нами Москва!
скаламбурил я, ещё не зная: Москва была за Шамиля, за Даргавса и за Магасова! За ними. Поганая Москва. А не поганая Москва в поганой и не в поганой Чечне стонала голосами восемнадцатилетних российских солдатиков, раненых чеченскими пулями профессиональных боевиков-революционеров. Хлопала дилетантская Москва ельцинскими ослиными ушами, жмурясь от ударов чеченцев в этой самой, в поганой Чечне. На Москву я особо и не рассчитывал, полагаясь на опыт князя Игоря.
Копие хочу я преломить в половецком поле незнакомом!
замурлыкал я Слово о полку Игореве, отправляясь в набег. Вечером 7 января заглянул в каюту Магасова. Капитан за дубовым столом сидел в кресле, сделанным из ясеня явно с горы Пелион. Пил мастер-зомби пиво. Я попросил у него несколько чертежей для ознакомления с недоступными устройствами судна. На плоской капитанской опоре лежали, накрывая весь стол, рисунки кривых элементов теоретического чертежа. Под разным предлогом брал несколько чертежей, подкладывал меж ними копировальную кальку, лицевой стороной наружу. И возвращал чертежи. Когда капитана не было в каюте, менял кальку. В своей каюте я прикладывал кальку к стеклу иллюминатора, читая написанное. Узнал почерк Даргавса-Окурка. Капитан только подписывал телеграммы! Мелькало название Belem-Вифлеем. Подписанные капитаном сообщения, Даргавс вручал начальнику радиостанции для отправки. Вскоре я контролировал всю судовую переписку. Собрал десятки радиограмм направленные в разные адреса. Информация оказалась замечательной!
Подходя к устью реки Амазонки, я уже знал: судно ждут не только из-за груза пилолеса, но и ещё из-за чего-то. Много ума не надо было, чтобы догадаться: повезём где-то, какую-то, очень дорогую вифлеемскую контрабанду! Очень дорогую потому, что кураторы контрабанды на судне, были из самых высших кругов! Скандал, сыр-бор с продуктами нужен для отвлечения внимания экипажа! Надо было послушать разговор Кончака с Гзаком, то есть капитана и доктора, когда они были наедине. Магнитофон в каюте был, но когда лента в кассете заканчивалась, автостоп громко щёлкал. Был вариант спрятаться в гальюне каюты капитана, откуда слышен разговор в его кабинете. Но как выбраться из нужника? Обнаружат в сортире и замочат! Варианты надо было обдумать. Находясь по делу у Магасова, зашёл в его каютный гальюн, закрылся и внимательно огляделся. Внимание привлёк пожарный извещатель.
Выйдя из туалетной комнаты, я попрощался с капитаном и с его постоянными гостями Даргавсом и Кануни. Я направился к электромеханику.
Стыдно признаться,
заявил я электромену,