Эта вся его внешняя, несколько, пожалуй, явно уж несдержанно одутловатая одухотворенность
А где-то глубоко внутри самого себя как вот был Лев Толстой тем еще именно что на редкость сколь изрядно же надутым барином, так именно им он до самого конца своих дней сколь невозмутимо так исправно только ведь и оставался.
Вот самый конкретный тому пример из другого его великого произведения «Война и мир»:
«Ну давай спорить, сказал князь Андрей. Ты говоришь школы, продолжал он, загибая палец, поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье есть счастье животное, а ты его-то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по-моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в третьем часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет».
49
И вот оно, то вполне уж объективно весьма натурально животное мнение господ обо всем том их простом честном народе, преподнесенное, словно на блюдечке, великим общемировым классиком.
Автору попросту и близко в то вовсе ведь нисколько не верится, что Герберт Уэллс не читал Льва Толстого, такого и быть ведь нисколько никак не могло.
А вслед затем он и начертал свое несчастливое и несветлое будущее в его знаменитой повести «Машина времени».
И уж, не из-за этой ли откровенно натужной сентенции великого русского графа у него и возникла, затем бравая идея разделить грядущее общество на два исключительно так различных биологических вида?
А между тем некоторые сколь еще наглядно вот именно это всем тем (черным свинцовым порошком на белой бумаге) и отобразили.
Причем в чем-либо подобном и был, надо сказать, более чем здраво проявлен весь их вполне искренне до чего еще безутешный взгляд на довольно многие житейские вещи.
50
И во всех своих крайне же непритязательно досужих рассуждениях они, как правило, всецело основывались на одних лишь разве что околонаучно-безумных теориях о той еще, столь ведь всецело более чем пресловуто броской и наглядной разнице между расами или классами тех порою разве что на редкость во всем безучастно живых людей.
И вот чего именно обо всем том действительно довелось автору отыскать в книге выдающегося писателя Андрея Платонова, а именно в той его самого уж доподлинно так исторического значения повести «Котлован»:
«Девочка могла бы быть и дочерью Чиклина. Мать ее даже хотела, чтобы было так. Но все равно ребенок едва ли был бы лучше и разумнее. Зачал девочку, наверное, такой же, как и Чиклин, мастеровой человек, стало быть, плоть в ребенке из одного классового котла. А если кто и радовался ласкам умершей женщины, то эти ласки не есть квалификация ребенку. Это не человечество».
Эти строчки были начисто подчищены цензурой из конца третьей части, так что на бумаге их попросту и до сих пор никак ведь попросту нет, и лишь в аудиокниге они теперь несмотря ни на что все ж таки явно ныне присутствуют.
51
Вот оно, собственно, до чего и впрямь только дело дошло!
Большевики они и детей бессовестно начали тем еще самым беспринципно варварским образом буквально-то сразу с места в карьер совсем же немощно своим скудным умом разделять по их самому изначальному зачатию на некие, видите ли, извечно враждующие между собой классы!
Как говорится, сколь прямолинейно они без единой здравой мысли всем уж тем серым веществом своего головного мозга и вправду додумались полностью, как есть низвести всю человеческую природу до каких-либо чисто социальных факторов, протоптав при этом в девственно снежной целине всем нам дорогу в то самое очаровательно светлое никуда.
Да еще и до чего сметливо же смачно-меланхолично при всем том, жуя жвачку всей той никак совсем не в меру бесовски разухабистой идеологии
А люди, они все, по сути, одинаковые, и лишь цвет их кожи или, что тоже порою случается, весьма различный культурный опыт, труд и национальный колорит подчас и делают их несколько иными, но все это крайне эфемерно в свете наиболее главного, полностью общего для всех их, положительно во всем общечеловеческого начала.