Добрый вечер, Эстериол, заговорил в микрофон мужчина, стоявший по центру сцены. Это был не тот, что разговаривал с Тезидием, хотя тоже с бородкой, Рад видеть вас всех здесь, сплочёнными и воодушевлёнными. Жаль, что повод для встречи у нас сегодня совсем не радостный, он деланно нахмурился, Но не будем унывать!
Для тех, кто не знает, моё имя Кевин Спелт. Я один из верховных адептов клана Тарвати и, пожалуй, самый старший их представитель. Именно поэтому мне оказана честь открыть этот вечер.
Голос его был спокойный, ровный однако в нём чувствовалась какая-то тяжесть. Видимо, старику было крайне сложно стоять посреди сцены, да ещё и при этом развлекать толпу.
Однако ключевой персоной этого вечера буду совсем не я, тем не менее продолжал вещать Спелт, Прежде всего мы собрались здесь, чтобы почтить память шести наших лидеров. Людей, что долгие годы вели Клан а с ним и весь Эстериол, в праведное, светлое будущее. Давайте склонимся перед прахом усопших, отдавая им последнюю дань уважения. А в то время, пока мы все молимся за спасение их душ, наш одарённый гость поэт, прибывший к нам из далёких земель специально, чтобы проститься с Верховными, скажет для вас несколько слов.
Эй, давай, позвал Тезидия тот самый организатор, Только давай что-нибудь не слишком заунывное мне не нужно, чтобы весь зал уснул!
Не буду называть имён, тем временем продолжал адепт, повернувшись к пареньку, вышедшему на сцену, Пусть юноша представится сам.
Тези неуверенно подошёл к микрофону. Несмотря на годы поэтической деятельности, сейчас его одолело совершенно неуместное волнение. Всё же перед таким количеством слушателей он ещё ни разу не выступал
Д-добрый вечер, с лёгкой запинкой проговорил он, Меня зовут Тезидий Оутинс, типичное «Великолепный» как-то не шло на язык, Как уже сказали, я прибыл сюда издалека. К моему огромному сожалению, никто из тех, с кем мы сегодня прощаемся, не был мне знаком лично. Но я уверен, что это были достойнейшие люди. Более того, я считаю, что каждая жизнь имеет право быть воспетой в веках. И оттого песня, которую я сейчас исполню, затрагивает всех тех, кого нет сегодня с нами Это будет баллада Баллада о мёртвых душах
«Только не что-то заунывное!» уже в откровенной панике одиними губами проговаривал лысый организатор, стоя у сцены.
Однако поэт совершенно не обращал на это внимания. Он медленно закрыл глаза, затем вновь открыл и, совершенно по-новому взглянув на толпу, начал играть.
На первых нотах рандлея в его руках предательски дрогнула но тут же оправилась и, уже ничуть не фальшивя, стала наигрывать какой-то медленный, щемящий душу мотив. Мотив был красив но очень грустен. Так грустен, словно само небо рыдало о том, что ему порой приходится творить несправедливость в этом мире
Лысый организатор поморщился и закрыл глаза рукой. Один его вид олицетворил все бесконечные мысли о том, в какой тоске будет пребывать зал после подобного выступления. «Сказали же ему, не заунывное!»
Но Тезидий знал, что делает. Он видел и раздражение на лицах клановцев, и тоскливое недоверие людей в зале. Он видел всё это и понимал, что вскоре всё изменится. Изменится в корне
Ещё пара завершающих нот и мелодия вдруг оборвалась. А после секундного затишья началась вновь но уже другая. Живая, быстрая. Она продолжала быть надрывной, но надрывной совершенно по-новому. Так, словно это пела сама земля, отправляя своих солдат в последний бой. Это была мелодия, призывающая бороться. Марш, побуждающий идти вперёд. А затем Тезидий запел так же браво, как и его музыка, и столь же горестно
Летим мы тихо, гордо В прозрачных небесах,
И нам уже не больно, Лишь слёзы на глазах
Жизнь исчезает в блеске Неведомой звезды,
Но не горим мы в свете Гниём мы от тоски
Повсюду реют души, Рисуя в мёртвый круг,
И сумрак ночи душит, В нём страшен каждый звук,
Но мы летим отважно В неистовых мирах
И нам уже не страшно В небесных образах
И в наших снах
Короткая проигровка, что однако не сбила темп играющей музыки. Это был настоящий победоносный марш, призывающий встать, идти вперёд, не сдаваться. И лишь едва заметная нотка тоски выдавала в нём ту горечь, что была вложена в строки.
Лысый организатор расслабился, явно удовлетворённый услышанным. Публика как завороженная воззрилась на поэта, ожидая, что будет дальше. Тезидий же тем временем продолжал: