Волков слушал его, вглядываясь в него, и снова начал бояться. Иной раз мелькнет что-то в глазах черное, страшное, дьявольское и дрожь проходит по телу.
Отношения портились. Волков чувствовал: Душкин хочет его убить, а если хочет, то сделает, без молотка с безумием, «не исключающим вменяемость». Задушит или свернет шею. В первом случае могут спасти, во втором шансов нет. Душкин крепкий, сильный несмотря на семь лет за решеткой. Хрясть! как куренку. «Что-то ты мне не нравишься» эта фраза маньяка с черным дьявольским взглядом стала последней каплей. Волков пошел к начальству с просьбой о переводе. В общем-то, дело обычное. Как правило, не отказывают. Психологическая совместимость не пустой звук. Штатный психолог здесь не для галочки, не для видимости, как кто-то может подумать. Контингент специфический. Сроки бессрочные. Жизнь в замкнутом тесном пространстве. Ничто не меняется, в том числе люди, день за днем, месяц за месяцем, год за годом. На фоне разрушенной психики может случиться всякое. Кто за это ответит?
«Ты третий, кто жалуется на Душкина, признался начальник. Трудно с этим маньяком, я тебя понимаю. Что? Душкина в одиночку? Нет на это причин, только ваши фантазии. Примерное поведение. Без замечаний. Он маньяк чем вы лучше? Тоже убийцы. Всех в одиночки? Камер не хватит. Так и быть, съедешь, но вот что тебе скажу надо жить дружно. Иначе никак. Если снова сюда придешь, проблема будет в тебе. Понял?»
«Да, гражданин начальник».
«Отлично. Свободен».
Просто, не по уставу, на ты. Пренебрежительно, как и положено с зеком, но не коротко-сухо-бездушно, как по инструкции. По-человечьи. Общение с кем-то, кроме сокамерников это событие, свежая струйка в спертом воздухе изоляции. Контакты между камерами исключены. Отдельно сидим, отдельно гуляем, отдельно моемся в бане. Камера, коридор, яма наш мир до конца дней. Я расскажу вам о том, как сходят с ума и становятся овощами. И о себе. Хотите услышать исповедь?
Сначала покончим с Волковым. И с Крышкиным заодно.
***
Волков с нами два года из тех четырех, что прошли с момента ареста. Полтора года в СИЗО, еще полгода с маньяком. Таков его путь. Начало известно, конец тоже, сколько бы он не грезил УДО.
Он мне не нравится, как и Крышкин, но выбора у меня нет. Они часть системы, с которой надо смириться. Они здесь. Они такие, как есть. Даже на воле люди терпят друг друга, вынужденно поддерживая общение что ж говорить о нас? Крышкин, Волков и я маленький социум, запертый в клетке. У нас сложные отношения страшная подавляемая ненависть. Она копится день за днем, не находя себе выхода, и жрет нас изнутри.
Волков гаденький мужичок. Маленький, жилистый, шепелявый. Взгляд остренький и недобрый. Он убийца ребенка, я помню это, не забываю. Зачитывая до дыр газету с бесплатными объявлениями, он ищет контакты женщин бальзаковского возраста, жаждущих светлой любви, и рассчитывает жениться. «Судимых просьба не беспокоить» написано в объявлениях, но Волкова это не останавливает. У него много времени. Он строчит письма пачками. Они как сперматозоиды разлетаются по стране в надежде упасть на благодатную почву, найти одинокую яйцеклетку и есть один шанс из тысячи, что это случится. Волков верит в него. Что ему остается?
Каждое письмо уникально, он не пишет их под копирку, но в целом они об одном, с некоторыми вариациями. Он давит на жалость. Его осудили несправедливо, он жертва судебного произвола. Он добрый, ласковый и отзывчивый. Однажды справедливость восторжествует, и он выйдет отсюда. Он был бы признателен за ответ, за парочку теплых слов, за дружескую поддержку. Большего ему и не надо.
Такие, в общем, пассажи. Старые как мир трюки.
Подманивая рыбку к крючку, он действует хитро и осторожно. Напором здесь не возьмешь, эффект будет обратный. Разжалобить, мягко втереться в доверие, наладить ни к чему не обязывающее общение первый шаг. Дальше больше. Посылки и бандероли. Деньги. Свидания. В первые десять лет, из которых осталось шесть, положены два краткосрочных свидания в год, через клетку, в присутствии надзирателя, каждое по четыре часа а потом к двум краткосрочным прибавят два долгосрочных, каждое по три дня. Вот заживем! Трахайся сколько угодно. Кушай от пуза. Спи ночью с женой. Все это будет. Шесть лет на прелюдию. Ловись рыбка большая и маленькая. И золотая. Глядишь, через двадцать пять лет будем жить в колонии-поселении можно сказать, на воле или отпустят.