Э-э-э Вера неожиданно сказал Ушман, всё это время странно молчавший. Слушай распусти, пожалуйста, волосы то есть, ну, если тебе не трудно
Зачем? нахмурилась она.
Вера начинала разочаровываться. Он ли это? Когда она шла сюда, то нарочно не стала ни наряжаться, ни краситься. Все эти внешние атрибуты казались ей недостойными того разговора, который они будут вести разговора одними только душами, без внешнего и физического. Там, где он всё поймёт и поверит. А тут волосы, красота, внешность Неужели даже такому, как он, это важно? Тому, кто пишет такие слова
Зачем? повторила она жёстче и посмотрела на него осуждающе.
Ты такая красивая, но очень серьёзная. Мне кажется теперь подбирал слова Ушман, мне кажется, волосы у тебя замечательные должны быть, а ты их запрятала.
Волосы, с ледяной интонацией повторила она.
Вера смотрела на него с такой откровенной обидой, что Ушман встал, присел перед ней на корточки, чуть дотронулся пальцами до её запястья, тут же отдёрнул руку и виновато улыбнулся. За такую улыбку, вообще-то, можно было простить ему некоторое несовершенство.
Ну, могу ведь я посмотреть, раз уж мне всё равно на тебе жениться? с какой-то отчаянной усмешкой сказал он.
Наверное, всё-таки мужчина это такая порода если даже самый лучший из них Но надо быть снисходительней к своему гению. Должны ведь у него быть слабости и недостатки?
Вера саркастически хмыкнула, прищурилась и одним движением выхватила двойную шпильку, удерживающую пучок.
Густые каштановые волосы тяжело рассыпались по её плечам.
***
А вот и пирог.
Вера вздрогнула, услышав голос дочери, слабо улыбнулась. Девушка внесла в комнату противень, следом зашла мама, неся на подносе чашки, поставила их на стол и ласково потрепала зятя по плечу:
Всё, хватит, садимся, садимся.
Гости снова начали подтягиваться к столу, занимая свои места. Вера ещё несколько секунд посидела, не в силах вернуться из прошлого, потом, опомнившись, вылезла из кресла и начала расставлять чашки. Дочка принялась нарезать пирог. Вера невольно наблюдала за ней. Высокая, стройная, белокожая, выразительные карие глаза под густыми чёрными бровями Небольшая горбинка на прямом носу её вовсе не портит, решила Вера.
Как на отца похожа, неожиданно шепнула ей на ухо одна из незамужних подруг. Ну надо же, бывает ведь так сразу можно узнать! А она у тебя поёт?
Вера недовольно глянула и промолчала. Она не любила обсуждать своих близких даже с друзьями.
Приятель-холостяк к тому времени, кажется, прилично набрался. Он вовсю размахивал руками, обращаясь к имениннику, и, не замечая семейную пару, не пропускал их к столу.
А вот скажи, дорогой! Почему, если ты такой умный, ты такой бедный?
Здесь, очевидно, полагалось смеяться, за поддержкой холостяк обернулся к незамужней подруге, но та только смущённо хмыкнула.
Я тебе, как старый друг без обид, правду в глаза! Вот ты всё учился, учился лучше всех на курсе. И что, и что? Вот так и уйдёшь на пенсию начальником отдела. А все говорили гений! Вот я одни двойки, ну и ладно. Сбежал в торговлю, и не жалею. И ещё раз повторю тебе при всех: я тебя в любой момент с твоей головой к себе возьму, на любые деньги!
Да что вы такое несёте! возмущённо начала немолодая коллега, переглянувшись с мужем. Илья самый талантливый у нас в институте! Он душа всего! И, если он до сих пор не главный инженер так то не его вина, что на этом месте у нас бездарный зять одной большой шишки. Да все это знают!
Лёха у нас просто говорить не мастак, улыбнулась Вера. Дайте ему лучше гитару. Сыграешь, а, Лёш?
Не, не, замахал руками Лёха. Ты чё, Верк, я уж и разучился совсем. Вспомнила, тоже!
Тогда я сам, улыбнулся муж.
Дочь подала ему инструмент, и он перебрал несколько струн. Все замерли, услышав его тихий, глубокий голос, и сидели, не шевелясь, пока он не допел. Никто не знал, что он поёт совсем новую песню, Вера тоже впервые её слышала. Он пел и смотрел Вере в глаза. Песня рассказывала о корявом дереве на берегу полноводной реки, дерево росло и питало из неё свои корни, и источник его радости никогда-никогда не должен был иссякнуть. Потому что эта река была его судьбой.
Мой гений, чуть слышно, одними губами, произнесла Вера.
Никто, кроме него, её не услышал.