Позади Веры стояли две размалёванные шалавы в крайней степени мини и с бешеной химией на голове и презрительно разглядывали новую посетительницу их только что не пустили.
Вера была готова к допросу.
К Ушину, назвала она разведанную фамилию, к Ушину, да.
К кому-кому? ещё больше удивилась вахтёрша. Мож-быть, к Ушману?
Не знаю, мне так сказали, растерянно забормотала было Вера, но быстро взяла себя в руки:
Да, именно, к Ушману. Третий этаж, триста шестнадцатая комната.
Зачем? продолжала интересоваться вахтёрша.
Было видно, что её действительно занимает этот вопрос. Девчонки позади турникета мерзко захихикали и предложили свои варианты ответа. Вера их проигнорировала.
Я комсорг группы, выпрямившись, заявила она самым что ни на есть комсомольским тоном. Мне поручена отработка личного комплексного плана в рамках подготовки мероприятия, посвящённого выполнению задач пятилетки.
Она оттараторила этот бред на таких истинно пятилеткинских интонациях, что бабулька, отпрянув за своё стекло, рявкнула:
Проходи! Только одна, одна! тут же заорала она на двинувшихся было следом девиц.
А чё ей можно, а нам заныла одна.
А ты что ли, не видишь, чё? На неё погляди и на себя! Это комсомольский работник, смотри, какая причёсочка, все волосики убраны. Поэтому ей можно, а ты брысь отсюдова, лахудра лохматая!
«Комсомольский работник» с убранными, действительно, в самый что ни на есть пуританский пучок, волосами, не дожидаясь, пока вахтёрша передумает, ринулась по лестнице вверх и в мгновение ока оказалась на площадке третьего этажа перед дверью в коридор. Дверь была плотно притёрта, а вместо ручки дыра, зато стекло в ней выбито, поэтому открыть её труда не составило. В коридоре Вера невольно зажала нос на неё пахнуло всем одновременно: половой тряпкой, старым линолеумом, подгнившей картошкой, тушёнкой и грязными носками. Справедливости ради, в общем аромате присутствовал и шлейф от французских духов, кем-то сюда занесённый. У Вериной мамы таких отродясь не было.
Вера сделала пару шагов и притормозила в нерешительности. То, что двигало ею всё это время, внезапно предстало в таком абсурдном свете, что она чуть не повернула назад. Но взяла себя в руки решать судьбу всегда нелегко! и быстро, опасаясь передумать, зашагала по коридору, рассматривая написанные масляной краской номера комнат.
Из-за дверей раздавалась разносортная музыка, хохот или ругань. Номера были не по порядку, и Вера, введённая в ступор соседством триста девятой и триста тринадцатой комнаты, на кого-то налетела. Отпрянула и увидела длинноволосого парня с голым торсом и спустившимися трениками. Волосы у него на груди росли почти так же обильно и неопрятно, как и на голове.
О-па, о-па, а это к кому же такая фифочка? У-ти-пуси, не ходи туда, иди лучше сюда! парень заскакал перед ней, изображая вратаря перед воротами.
Вера безуспешно попыталась его обогнуть, парень сделал попытку поймать её в объятья, но она ловко проскользнула под его рукой и пробежала в самый конец коридора, где и уткнулась прямо в дверь, за которой, судя по номеру, и жил её Голос. Голос её судьбы.
Неизвестно, решилась бы она войти или позорно сбежала, предав эту самую судьбу, но волосатый парень, похоже, остался понаблюдать, чем закончится дело, поэтому Вера судорожно постучала. Ответа не последовало, и она слегка надавила на дверную ручку дверь приоткрылась. Часы показывали около шести вечера, темнело осенью рано, но свет в комнате не горел, и, кажется, кто-то спал, не взирая на ранний час, на койке слева. Она ещё раз постучала по уже приоткрытой двери, и с подушки поднялась голова.
К кому? заспанно спросил её владелец. Свет вруби там, слева.
Похоже, это «к кому?» в общежитии было вместо приветствия.
Но она уже узнала свой Голос, замерла на мгновенье, и только потом нащупала левой рукой выключатель. Обладатель голоса приподнялся на локте, сел на постели, потёр, заслоняя от света, глаза, проморгался и поглядел на гостью.
Несколько секунд Вера рассматривала его, привыкая к его новой внешности та, которую она себе вообразила, ни капли не соответствовала настоящей, и это требовало осмысления. Она мечтала о ком-то, похожем на Магне Фурухольмена из «А-ha», но, считая себя реалистом, заранее настраивалась на неожиданности. Внешнее, твердила она себе, не будет иметь никакого значения. Она и думать не хотела, что обладатель такого Голоса может быть физически ей неприятен, а в глубине души опасалась именно этого.