Ах, ты, собака Пригрелся здесь Так это от тебя вонь как в бочку, страшно кричал противный, как хлопающая дверь, голос.
Дверь на улицу распахнулась, и мощные руки Скрипучего вытолкали Сашку.
Город, по которому побрёл Сашка, состоял из зданий, улиц, людей и Сашки. Вот только у улиц были люди, у домов были люди, и даже у людей были люди большие и маленькие. А у Сашки никого не было. Он был чем-то чужим и для этих улиц, и для зданий, и для людей.
Сашка, кутаясь в плащик, пошёл на манящий запах. Невысокого роста мужчина нёс от машины к небольшому домику на огромном деревянном лотке вкусно пахнущие кирпичики хлеба. Сашка встал, как вкопанный, наслаждаясь запахом. В животе урчало от голода.
Мужчина бросил косой взгляд, отнёс ещё один лоток. А когда вернулся, протянул булку хлеба Сашке. Сашка, скрюченными от холода руками взял хлеб, поднёс его к лицу и заплакал.
Эй! Тощий! услышал Сашка хриплый голос и обернулся, Это моя кормушка
Сашка прижал булку к себе, отступил назад и остановился. Отломил сколько смог, а остальное протянул Хриплому.
Хриплый сощурился, откашлялся, кряхтя и хромая, подошёл ближе:
Откель ты такой взялся?! И-и тощий!
Хриплый не взял отломанный ломоть. Хитро посмотрел на Сашку и мотнул головой. Развернулся, опираясь на палку и пошёл куда-то за дом. Сашка стоял и смотрел ему вслед. Хриплый обернулся:
Ну, чё встал? Айда за мной!
Хриплый привёл Сашку к своим. Своими он называл Петровича и Нинку. Хриплого все называли Батя. Но Сашка мало говорил, и для него Батя оставался Хриплым таким, каким он его впервые услышал.
Подвал, в котором они расположились, был уставлен шкафами, перегородками. Какие-то шкафы были перевёрнуты и на них лежала куча тряпья, матрацы, подушки. Но главное, здесь было тепло.
Сашка прошёл поближе к трубе и, скрючившись, сел, отогревая руки.
Нинка сразу начала суетиться. Она порылась в сумках, достала из них всякую всячину и замёршие кусочки из банок, и всякую другую всякость со шкурками и без.
Петлович, скосила взгляд беззубая Нинка в сторону третьего обитателя, У тебя зе есть! Я видеда! Дотавай, не тылься!
Петрович хмыкнул, чего-то пробурчал и достал бутылку, наполовину заполненную прозрачной жидкостью. Нинка подолом протёрла посуду и пододвинула к накрытому столу ящик, указывая Сашке сесть.
Сашка нерешительно подсел, достал из-за пазухи остаток булки хлеба тот, что он не съел по дороге и припрятал на чёрный день. Но здесь, он почувствовал надо поделиться.
Всё это время Хриплый сидел, как царь, в низеньком кресле и докуривал окурок. Там, на верху, он был в перчатках. А здесь снял только одну и Сашка увидел, что одна рука у него ненастоящая. Сашка положил обе половинки хлеба на стол, присел на ящик и Петрович протянул ему кружку с жидкостью. Сашка отхлебнул, горло обожгло, но тепло покатилось внутри за грудью, и у Сашки на лице появилась улыбка.
Как тебя звать-то? принимая из рук Петровича свою норму горячительного напитка, спросил Хриплый.
Сашка улыбнулся, пожал плечами, но заплетающимся языком проговорил:
Са-ашка
Так началась новая жизнь Сашки. Днём он вместе с новыми друзьями ходил к хлебному магазину или дежурил во дворе. Нинка собирала остатки еды из мусорного бака рядом с домом, в подвале которого они разместились. Петрович днём уходил по своим делам и всегда возвращался с новым горячительным напитком. А однажды Нинка устроила праздник и подарила Сашке тёплое одеяло. Ничего, что одеяло было маленькое, но зато на нём были нарисованы самолётики. Сашка, как увидел эти самолётики припал к ним щекой, разглядывал близко, водил по ним пальцем и, как ребёнок, радовался обновке.
Петрович как-то настороженно воспринял приход Сашки:
У-у! Нахлебник! ворчал он вечерами на Сашку, который приходил с пустыми руками.
А Нинка усаживалась около Сашки, гладила его по голове и причитала: Не лугай его, он ма-аленький, и подкармливала то конфеткой, то печенюшкой.
Только Хриплый никак не реагировал на Сашкины неудачи. А однажды, когда Петрович допил свою норму и уснул, рассказал о его непростой судьбе.
Ты на Петровича зуб не точи Хотя ты добрый, Сашок, у тебя зуб молочный ещё Петрович у нас человек! Он был когда-то ого-го! И звали его Игорь Петрович! Он мастер был по каратэ А как пришли годы тяжёлые его и скрутили. Посадили его ироды. Он из тюряги когда вернулся, а жена бывшая уже с другим схлестнулась. Ну, он и того жену чуть было не порешил, а она его в психушку сдала. А когда он вышел ни квартиры, ни жены говорят, в другой город уехала. Вот он и стал промышлять сначала на базаре жил, а потом его оттуда местные попёрли. А потом он в теплотрассе обжился и даже туда книжек натащил. Но как-то уснул и свечку не затушил, али цигарку и пожар случился. Мы вот с Нинкой тогда его и вытащили из пожара. И вот мы вместе семья.