А вскоре его стали водить на процедуры. Пышнотелая врачиха с круглым зеркальным блином на колпаке, сильной рукой запрокидывала Сашке голову и через нос вводила тонкий металлический стержень, на конце которого пристраивали шприц. Сашке на бумажке написали, что нужно беспрестанно говорить «ку-ку, ку-ку, ку-ку», пока через стержень вливали тёплую жидкость. Через месяц слух стал восстанавливаться, но всё равно всё слышалось, как через трубу. Немного помогли процедуры-вдувалки когда та же врачиха приставляла к уху какой-то аппарат и требовала произносить теперь уже не «ку-ку», а «па-ра-ход», и на «ход» вдувала в ухо воздух. Сашка, что есть сил, терпел боль. Но в компенсацию своим неудобствам стырил из кабинета блокнот и ручку. Две исписанные непонятным почерком страницы вырвал и выбросил, а на остальных рисовал сражения кораблей и самолётов.
Днём Сашка обычно, забравшись в угол кровати, поджав ноги, выводил рисунок очередного боя. Когда он увлекался его сражения начинали громко жужжать, рычать, греметь, взрываться, рушиться. Сашка, подобно утке, вытягивал верхнюю губу и, сквозь сцепленные зубы вырывалось: Ввж-ж
Соседи по палате терпели Сашку с трудом, но у каждого были свои причуды, поэтому заточение в виде принудительного лечения делило сожительские условия поровну на всех.
Сосед слева был совсем нежилец. Его постоянно мучил кашель, особенно если он засыпал на спине. Приступы кашля длились долго, надрывно и нудно. Если больной «заходился» до синевы, приходили санитар и медбрат, ставили совсем ослабленному соседу укол, и тот вскоре успокаивался. Но это был самый приятный исход. Если же кашель раздирал стены палаты ночью медбрат и санитар спали в процедурном кабинете, и их мог поднять только приход дежурного врача из соседнего отделения.
Тучный сосед справа ворочался на скрипящей растянутыми пружинами кровати, потом с трудом усаживался на провисшей под грузом собственной туши сетке, вперившись злым взглядом куда-то вглубь палаты. Но глубь палаты не обращала ни на кого внимания, кашляя и хрипя, или жужжа крыльями Сашкиных самолётов.
А потом Сашку отпустили. Сколько прошло времени год или пять, Сашка не знал. Он стоял около ворот больницы в какой-то странной одежде в высоких ботинках на шнуровке, широких и коротких джинсах, подвязанных в поясе бинтом, вязаной кофте с широким воротом, и в чёрном выцветшем, не по размеру огромном плаще без пуговиц. Полы плаща почти тащились по земле. Но без плаща было бы холодно уже март на дворе, но погода ещё не баловала теплом. Ему собрали с собой немного вещей на сменку и продуктов. Сердобольная нянечка положила в пакетик три крашеных яичка и булочку с изюмом остатки накануне прошедшей пасхи. Она же и вязаную кофту надела на Сашку, приговаривая:
Одёжа-то собсем хлипкая. Ты не смотри, что кофта женская, зато в тепле
На улице пахло незнакомыми запахами. Серые тощие ветки деревьев уже напряглись и вот-вот уже, только пригреет солнышко, прощёлкнутся первые листочки. Сашка задрал голову, втягивая в себя весенний воздух.
Сашку держал за руку медбрат, которому дано было предписание доставить освобождённого после принудительного лечения по назначенному адресу.
Поговаривали, что нашлась Сашкина мать, но она от горя слегла совсем. А позже куда-то пропала ни слуху, ни духу. Но зато теперь было понятно, что Сашке есть куда притулиться. Вот и должен был медбрат отвезти его по месту жительства.
Пока медбрат препирался с дежурным по поводу машины, Сашка разглядывал самолёт, летящий по небу. Он прищуривал то один, то другой глаз и пытался пальцами ухватить самолётик. Медбрат резко одёрнул Сашку:
Пойдём на остановку, друг мой Витёк обещал подкинуть Куда я с тобой на общественном транспорте?
М-м промычал Сашка и улыбнулся.
Ждали машину уже около часа. Медбрат нервничал. Потом усадил Сашку на скамью остановки, вложил в руки пакет и наказал:
Сиди и не шевелись! Я щас сбегаю, позвоню и потороплю Витька. А ты сиди! Смотри мне! и на всякий случай пригрозил кулаком.
Сашка вцепился обеими руками в ручки пакета и боялся пошевельнуться.
Медбрат ушёл.
Минут через десять подъехал автобус и выглянувшая из него голова скрипучим голосом прокричала: Прямо, до вокзала! Через старую площадь и базар!
Голова покрутилась в разные стороны, потом у головы появились плечо, рука и нога, а голос её продолжал скрипеть: