И, судя по всему, хотят они, чтобы дело Банкрофта оставалось закрытым.
Такой вариант меня не устраивал.
Ваш гость покинул здание, сказал «Хендрикс», нарушив моё задумчивое оцепенение.
Спасибо, рассеянно поблагодарил я, загасив окурок в пепельнице. Вы можете запереть дверь и блокировать остановку лифта на этом этаже?
Естественно. Вы хотите, чтобы вас предупреждали о каждом посетителе отеля?
Нет. Я зевнул, словно змея, собирающаяся заглотить яйцо. Просто не пускайте их сюда. И никаких звонков в течение следующих семи с половиной часов.
Внезапно я почувствовал, что могу думать только о том, чтобы раздеться, прежде чем меня захлестнет волна сна. Повесив костюм Банкрофта на спинку подвернувшегося стула, я забрался в просторную кровать, застеленную алым бельём. Поверхность матраса чуть-чуть пружинила, подстраиваясь под размеры и вес тела, после чего подхватила меня, словно вода. От белья исходил слабый аромат благоуханий.
Я предпринял унылую попытку заняться мастурбацией, вяло призывая образы соблазнительных форм Мириам Банкрофт, но перед глазами стояла картина бледного тела Сары, изуродованного огнём «Калашникова».
А затем сон поглотил меня.
Глава седьмая
Вокруг руины, тонущие в темноте, а за далёкими холмами садится кроваво-красное солнце. Над головой мягкобрюхие облака в панике несутся к горизонту, словно киты, спасающиеся от гарпуна, а ветерок, не переставая, шевелит ветвями деревьев, растущих вдоль улицы.
Инненининненининненин
Мне хорошо знакомо это место.
Я пробираюсь между развалинами, стараясь не задеть стены, потому что каждый раз, когда я это делаю, они издают приглушенные звуки выстрелов и криков, будто бы побоище, уничтожившее город, впиталось в груды камней. В то же время я перемещаюсь быстро, так как меня что-то преследует, нечто такое, что без смущения прикасается к руинам. Его продвижение можно отследить по приливам звуков канонады и пронзительных криков за спиной. Оно настигает меня. Я пытаюсь идти быстрее, но сдавило грудь, а в горле стоит комок.
Из-за полуобвалившейся башни выходит Джимми де Сото. Я не слишком удивлен, встретив его здесь, хотя меня до сих пор коробит его изуродованное лицо. Джимми улыбается тем, что осталось от глаз и губ, и кладет руку мне на плечо. Я делаю усилие, чтобы не вздрогнуть.
Лейла Бегин, говорит Джимми, кивая в сторону, откуда я только что пришел. Назови это имя адвокатам Банкрофта.
Обязательно назову, обещаю я, проходя мимо.
Но рука Джимми остаётся на моем плече, значит, она растягивается, словно нагретый воск. Я останавливаюсь, смущенный тем, что причинил ему боль, но он по-прежнему у меня за спиной. Я снова трогаюсь вперед.
Не собираешься развернуться и сразиться? как бы мимоходом спрашивает Джимми, обходя меня без каких-нибудь заметных усилий, не переступая ногами.
Чем? говорю я, разводя руками.
А надо бы вооружиться, дружок. Давно пора.
Вирджиния учила нас не искать силы в оружии.
Джимми де Сото презрительно фыркает.
И посмотри, чем закончила эта глупая сучка. От восьмидесяти до ста лет, без права на досрочную выгрузку.
Ты не можешь этого знать, рассеянно замечаю я, так как моё внимание поглощено звуками преследования. Ты умер за много лет до того, как это произошло.
О, не надо, кто сейчас умирает по-настоящему?
Попробуй сказать это католику. К тому же ты действительно умер, Джимми. Необратимо, насколько я помню.
А что такое «католик»?
Расскажу как-нибудь потом. У тебя сигареты не найдется?
Сигареты? А что случилось с твоей рукой?
Разорвав спираль нелогичных заключений, я смотрю на свою руку. Джимми прав. Шрамы на запястье превратились в свежую кровоточащую рану. Конечно же
Я прикасаюсь к левому глазу и чувствую влагу. Отнимая пальцы, я вижу на них кровь.
Повезло, рассудительно замечает Джимми де Сото. Глазница не задета.
Кому же ещё разбираться в таких вещах. У самого Джимми левая глазница представляет собой жуткое кровавое месиво всё, что осталось после того, как на Инненине он вытащил пальцами глазное яблоко. Никто так и не узнал, какие галлюцинации виделись ему тогда. К тому времени, когда Джимми и остальных, высаженных на Инненин в составе передового отряда, переслали на психохирургию, вирус успел внести в их сознание неисправимые искажения. Программа была настолько заразной, что врачи даже не рискнули взять остатки памяти больших полушарий для исследований. Обрывки сознания Джимми де Сото, записанные на запечатанный диск с красной предостерегающей надписью «ОПАСНАЯ ИНФОРМАЦИЯ», хранятся где-то в подвале штаб-квартиры Корпуса чрезвычайных посланников.