Кое-что напомнить из детства золотого ему пришлось… Тяжелый разговор получился… Чего эти к нам привязались — не понимаю!
— Значит, Неля, надо еще в милицию заехать потом с поздравлениями, — тонким голоском пропищала Жарикова. — Милиция тоже в нашем секторе.
— Само собой, Ксюха, — без прений согласилась Пысюк. — Вот ты видишь, какая петрушка получается? Ведь вначале было всего три адреса левых! Всего три! Дом престарелых дал сразу девятнадцать дополнительных адресов, детский дом — тридцать восемь, а сколько детский онкологический центр адресов дал — подумать страшно! Но ничего! Как-нибудь справимся! Время до Нового года у нас еще имеется! Извини, что к тебе, Лариса, запоздали маленько…
От традиционно предложенной хозяйкой рюмки чая подруги досадливо отмахнулись.
— Отстань ты с этой водкой, Лариса! — сказала Пысюк. — Нам ведь еще рулить и рулить! Да и к детям все же в пьяном кураже вылезать неловко. Извини, в другой раз! Давай-ка, детишкам Новый год устроим!
С этими словами они прошли в гостиную, где опасливо жались к елке заплаканные дети Терехиной: мальчик и девочка, восьми и шести лет соответственно. Пысюк достала небольшую губную гармошку, а Жарикова — бубен, с каким у них когда-то ходила воспитательница еще в яслях. Лариса Викторовна сама себе удивилась, что еще помнит про себя такие древние подробности.
Жарикова ударила в бубен, но раздался не надоевший с раннего детства треск металлических бляшек, с которым они когда-то маршировали по группе, а серебряный перезвон колокольчиков… Пысюк дунула в гармошку, та запела сама по себе, с потолка посыпались какие-то яркие искорки, и у елки захлопали в ладоши Игорек и Леночка… В дверь тут же надсадно застучали. Лариса опасливо выглянула в глазок, но вместо вполне ожидаемой милиции на площадке и прилегающих лестничных маршах стояла плотная толпа детей разного возраста со всего их дома…
— Тетя Лариса! К вам Дед Мороз со Снегурочкой настоящие приехали! Мы в окошко видели! Их дяденька Арбазумян от милиции спас! Пустите нас тоже! Пустите! Мы и Люсю Арбазумян с собой привели! — вопили дети, отталкивая оторопевшую Терехину.
Когда она, закрыв входную дверь, вернулась в гостиную, елка уже стояла не возле шкафа с посудой, а посреди комнаты на табуретке, а вокруг нее, с громкой песней про елочку, вышагивали дети всего их двора. Крошечная гостиная показалась ей неожиданно просторной, с потолка на головы гостей сыпались мыльные радужные пузыри и разноцветные искры, звенели колокольчики, сияли сосульки на елке, по-настоящему искрился иней, сделанный Ларисой из папье-маше… В руку Терехиной тут же вцепилась чья-то маленькая теплая ладошка, и она, неожиданно для самой себя, громко подтянула общему хору: «… и много-много радости детишкам принесла!»
Хотя гирлянда перегорела еще с утра, но на мощный троекратный крик детворы «Елочка зажгись!» все лампочки загорелись, как ни в чем не бывало. Потом Жарикова выставила с кухни еще один табурет, на него вставали самые маленькие, среди которых были едва научившиеся лепетать карапузы:«С Новым годом, Дед Молоз! Доставай-ка, сто плинёс!»
Лариса уже не удивлялась, что для каждого маленького гостя в мешке Пысюк находился какой-то подарок. Встав в огромную очередь, протянувшуюся через весь коридор, она, волнуясь и переживая, судорожно вспоминала стихи про зиму.
Однажды, в студеную зимнюю пору
Я из лесу вышел. Был сильный мороз…
Она вспомнила это стихотворение, которое она рассказывала еще в детском саду! Сама вспомнила! Только два раза она запнулась, но, слушавшая ее с огромным вниманием Снегурка, тут же напомнила ей строчки.
— Молодец, Ларисочка! — ободряюще сказал ей Дед Мороз, и Лариса вся залилась краской от смущения.