Вы, повторил вопрос с некой вкрадчивой агрессией Дракон, демонолог?
Знаете, дорогие читатели, по прошествии лет, я понял, что склонность к составлению мемуаров у меня врождённая. Иными словами, эту книжку я всё равно бы написал. И в тот момент я мог бы ответить правду, и вы читали бы сейчас книжку про сельское хозяйство, например. Или про генетику. Генетика отличная тема, я, наверное, мог бы хорошо и увлекательно про неё написать. Но вы не читаете книжку про генетику. И вы не читаете книжку про сельское хозяйство, даже если по профессии вы техник вызревательных машин. Вы читаете книгу про демонологию. Поскольку:
Я демонолог, господин Дракон, ответил без лишней скромности я, потому что для того, чтобы заиметь дельную скромность, нужно сначала набить себе цену.
Вы, боевой голем посмотрел на меня ещё внимательнее, чем прежде, можете работать конфиденциально?
Конечно, подтвердил я, надеясь, что он имел в виду то, что Дракон никому не скажет, если я напортачу (хотя, конечно, он имел в виду нечто совершенно противоположное).
Подзащитный мне демон, произнёс Дракон, болен сейчас. Никто не должен знать, что с ним что-то не так. Никто не должен видеть его в том состоянии, в котором он сейчас находится. Я знаю, что вы существо низкое, пропащее и не достойное никакого доверия, я открыл рот, чтобы возразить, но замешкался, и он заговорил раньше меня, но если вы сможете ему помочь, то я прошу вашей помощи.
Я закрыл рот. Открыл рот. Посмотрел на церквушку. Она, как и положено, добросовестно отражалась в зеркальной глади меркнущего в вечернем воздухе озера, и показал ей язык.
Я помогу, господин Дракон, произнёс я после этого, предоставив вам и вашему подопечному все знания, навыки и силы, доступные мне, но, я сделал паузу для должной важности и закончил, я должен знать, о каком именно демоне мы говорим.
Ювелире, ответил Дракон. (Ну, вы помните это тот, что забирает души на пике их сил, вырывая трепещущие сердца прямо из груди, первый из нерождённых, живущий от начала времён и т. д.) Какие знания я мог ему предоставить согласно собранной мной информации? Сказать ему же, что он есть. Я счёл это достаточной подготовкой.
Без сомнений, если бы история, лежащая перед вами сейчас, начиналась как-то менее абсурдно, и Дракон за право хотя бы взглянуть на этот экземпляр демона попросил с меня мзду, я отдал бы сразу душу, обе почки и две трети хвоста. Весь хвост. Я отдал бы всё, что имел, за одну только возможность почувствовать, что рядом со мной один из демиургов этого мира. Поэтому я ответил:
Нет, извините, но Ювелир меня больше не интересует. Это вне моей текущей исследовательской деятельности. Верните меня, пожалуйста, туда, откуда взяли, и отпустите. У меня много работы.
В ответ на это Дракон взлетел вверх. Он взмыл стремительно и бесшумно. Из-за резкого перепада давления у меня наметились сложности в отношениях с собственными ушами, желудком и прочей требухой, и потому я совершенно не заметил, как быстро мой город уходит вниз, уменьшаясь в размере.
Если вы не поможете, если вы ошибётесь, если вы кому-то расскажите о том, что вы видели, я убью вас, господин демонолог, сообщил мне Дракон.
Из всего того, что он сказал, я услышал только последнее слово. Осознал, что это он говорит обо мне, и понял, что пробил головой какую-то стену. Что сбылось несбыточное. И теперь моя жизнь, наконец, началась.
Дальше меня начало так тошнить, что лучше бы она тут и закончилась.
Дракон пошел на снижение, для того чтобы вступить в контакт с защитными межами города и, скользнув по ним, переместиться на межи Храма (об этой технике я узнал потом, но вам поведать могу об этом немедленно), и от этого манёвра я, к счастью, потерял сознание. Поэтому, основываясь на личных впечатлениях, я описать вам свой первый полёт не могу, так что представьте себе сами: как удивителен путь над спящей землёй туда, где на границе горизонта и Хаоса творится мироздание в прямом смысле этих высокопарных слов. Представьте-представьте, дорогие мои друзья, как переливаются серебром и хрустальной росою крылья Дракона и как сверкает в скромном свете механической Луны его шкура, покрытая частой и искусной филигранью, и узоры на ней никогда в тысяче своих вариаций не повторяются! Как скользит его тень над пустошами и протянутыми металлическими нитями железных путей, вечными, прочными, словно кости мира, и тонкими, словно нити в корсете бытия.