Я родился, и ужаснулся весь мир. Мать и отец не смогли вынести этого горя, а потому отдали меня в приют. Можете представить, каково это жить в детдоме, имея физические отклонения? А если ты при этом ещё и настолько уродлив, что даже смотреть тошно? Я знаю и скажу с уверенностью, что не пожелаю такого врагу.
Ежедневно, с отражения в зеркале на меня глядело чудовище: тонкая, будто оплавленная кожа свисает с черепа, закрывая глаза; вместо носа дыра, разделённая тонкой перегородкой недоразвитого хряща. Абсолютно лысый череп с деформированными ушами. Я напоминал себе жертву кислотной атаки. Атаки, свершившейся ещё до рождения.
Шли годы, я взрослел, и к моему удивлению наш приют начал заполняться такими же, особенными детьми, как я. Врожденные аномалии стали проявляться всё чаще. Отсутствие пальцев или конечностей, деформация черепа, патология развития кожи или костей. Цирк уродцев. Вот на что стал похож наш детский дом, превратившийся в спецучреждение закрытого типа.
С самого детства нам вбивали в головы, что мы никому не нужны, мы бесполезны и нам никогда не вписаться в обычный мир. Наши воспитатели не пылали к нам ни тёплыми чувствами, ни даже простой жалостью. Только холодная отстранённость, брезгливость и желание поскорее уйти домой.
Я жил в детдоме уже десять лет, когда в него пришёл Макс. Он смотрел на нас и улыбался, будто видел какой-то скрытый потенциал. И в этом было зерно истины. Макс пообещал нам славу и безбедную жизнь. А ещё пообещал показать целый мир! Только бы мы согласились стать частью его необычного шоу.
Он предложил нам выйти за пределы осточертелого интерната и начать новую жизнь. Жизнь, в которой тебя будут любить, а не унижать. Смотреть на тебя, а не прятать взгляды. И мы согласились. Все, кто хоть сколько-нибудь был полезным. Держать нас, конечно, никто не стал.
Макс возил нас по городам Европы, придумывая программу. Чтобы мы не просто стояли на сколоченных из прогнивших досок сценах, но и могли удивить публику.
Лисоподобная Оливия, например, вытаскивала из обшарпанной шляпы маленького крольчонка. Она глядела на него своими раскосыми, едва открывающимися глазами, но, кажется, совершенно ничего не понимала. Неизменно кролик вырывался из ее худых рук, слабых и убегал подальше от оголтелых зрителей.
Медведь-Сэмми выходил на сцену, окованный ржавой цепью, и рычал, глядя в толпу раскрасневшимися от палящего солнца глазами. Поначалу это было даже забавно, косматый малыш, пытавшийся выглядеть устрашающе. Однако со временем Сэм возмужал и его выступления действительно стали пробирать до дрожи. Толпа ликовала, глядя на прирученного зверя.
Трехрукая Энни жонглировала разноцветными шариками, ловко перекидывая их между собой. Позже мячи сменились клинками. А спустя еще какое-то время горящими факелами. Энни тогда была почти вся покрыта ожогами. А часть волос на ее голове были уничтожены до самых корней. Но огненные всполохи всегда вызывали трепет, а потому не номер приносил неплохие деньги. И Энн приходилось терпеть.
Что же до моей роли во всем этом цирке, я был ведущим. Заводилой. Глашатаем. А так же рисовал афиши. Я начинал наше представление с небольшой речи на помосте и постоянно заканчивал его глубокими мыслями о том, какой ценой далась нам индустриализация. Вот, чем отплатила природа, пытаясь выжечь человечество с лица земли.
Спустя десять лет постоянных скитаний, наша труппа разрослась до десяти человек, не считая Макса. Сиамские близнецы Дэнни и Робби, сросшиеся в районе таза и имевшие на двоих сразу три ноги. Милашка Полли, родившаяся с одним единственным глазом, расположенным ровно по середине лба. Гигант Эдвард, имевший рост почти семь футов. И ещё несколько чудесных ребят.
Однако всему хорошему когда-то приходит конец. Нас это тоже не избежало. Измученные болезнями и врожденными аномалиями тела моих товарищей разрушались. У кого-то отказывали внутренние органы, кто-то умирал от инфекций во время пути.
И вот однажды утром, похоронив медвежонка Сэмми, мы с Максом оглянулись и поняли, что, кроме нас и ещё пары человек, больше никого не осталось. Природа перестала мстить людям за их кощунство. Наверное, поняла, что это бессмысленно. Новорожденных с дефектами становилось всё меньше. Поэтому в наш цирк больше никто не приходил.
Мы скитались по континенту ещё почти год в поисках «свежей крови». Теряя остатки накопленных средств, надежду и товарищей. Из-за череды постоянных неудач Макс пристрастился к бурбону, лишив себя в конце концов человеческого облика и связи с реальностью. Мне было жаль этого измученного, уставшего человека. Однако я даже не представлял, как нам помочь. В каждом городе, в каждой деревне на нас показывали пальцами и глядели испуганными глазами розовощекие, абсолютно здоровые дети.