А в избе продолжали гулять: решили, что так надо, надо, наверное, явиться Степану в сельсовет — оформлять всякие бумаги. Только немая что-то забеспокоилась, замычала тревожно, начала тормошить отца. Тот спьяну отмахнулся.
— Отстань, ну тя! Пляши вон.
Участковый вышел со Степаном за ворота, остановился.
— Ты что, одурел, парень? — спросил он, вглядываясь в лицо Степана.
Степан прислонился спиной к воротному столбу, усмехнулся.
— Чудно?.. Ничего…
— Тебе же три месяца сидеть осталось!
— Знаю не хуже тебя… Дай закурить.
Участковый дал ему папироску, закурил сам.
— Пошли.
— Пошли.
— Может, скажешь дома-то? А то хватятся…
— Сегодня не надо — пусть погуляют. Завтра скажешь.
— Три месяца не досидеть и сбежать!.. — опять изумился милиционер. — Прости меня, но я таких дураков еще не встречал, хотя много повидал всяких. Зачем ты это сделал?
Степан шагал, засунув руки в карманы брюк, узнавал в сумраке знакомые избы, ворота, прясла… Вдыхал знакомый с детства терпкий весенний холодок, задумчиво улыбался.
— А?
— Чего?
— Зачем ты это сделал-то?
— Сбежал-то? А вот — пройтись разок… Соскучился.
— Так ведь три месяца осталось! — почти закричал участковый. — А теперь еще пару лет накинут.
— Ничего… Я теперь подкрепился. Теперь можно сидеть. А то меня сны замучили — каждую ночь деревня снится… Хорошо у нас весной, верно?
— Нда… — раздумчиво сказал участковый.
Долго они шли молча, почти до самого сельсовета.
— И ведь удалось сбежать!.. Один бежал?
— Трое.
— А те где?
— Не знаю. Мы сразу по одному разошлись.
— И сколько же ты добирался?
— Неделю.
— Тьфу… Ну, черт с тобой — сиди.
В сельсовете участковый сел писать протокол. Степан сидел у стола, напротив, задумчиво смотрел в темное окно. Хмель покинула его голову.
— Оружия никакого нет? — спросил участковый, отвлекаясь от протокола.
— Сроду никакой гадости не таскал с собой.
— Чем же ты питался в дороге?
— Они запаслись… те двое-то…
— А им по сколько оставалось?
— По много…
— Но им хоть был смысл бежать, а тебя-то куда черт дернул? — в последний раз поинтересовался милиционер.
— Ладно, надоело! — обозлился Степан. — Делай свое дело, я тебе не мешаю.
Участковый качнул головой, склонился опять к бумаге. Еще сказал:
— Я думал, ошибка какая-нибудь — не может быть, чтоб на свете были такие придурки. Оказывается, правда.
Степан смотрел в окно, спокойно о чем-то думал.
— Небось смеялись над тобой те двое-то? — не вытерпел и еще спросил словоохотливый милиционер.
Степан не слышал его.
Милиционер долго с любопытством смотрел на него. Сказал:
— А по лицу не скажешь, что дурак. — И ушел окончательно в протокол.
В это время в сельсовет вошла немая. Остановилась на пороге, посмотрела испуганными глазами на милиционера, на брата…
— Мэ-мм? — спросила она брата.
Степан растерялся.
— Ты зачем сюда?
— Мэ-мм? — замычала сестра, показывая на милиционера.
— Это сестра, что ли? — спросил тот.
— Но…
Немая подошла к столу; тронула участкового за плечо и, показывая на брата, руками стала пояснять свой вопрос: «Ты зачем увел его?»
Участковый понял.
— Он… Он! — показал на Степана. — Сбежал из тюрьмы! Сбежал! Вот так!.. — Участковый показал на окно и «показал», как сбегают. — Нормальные люди в дверь выходят, в дверь! А он в окно — раз и ушел. И теперь ему будет… — Милиционер сложил пальцы в решетку и показал немой на Степана. — Теперь ему опять вот эта штука будет! Два, — растопырил два пальца и торжествующе потряс ими. — Два года еще!
Немая стала понимать. И когда она совсем все поняла, глаза ее, синие, испуганные, загорелись таким нечеловеческим страданием, такая в них отразилась боль, что милиционер осекся. Немая смотрела на брата. Тот побледнел и замер — тоже смотрел на сестру.