Виленкин сказал, что они выпивали вчера, ему необходимо почистить зубы. Василий Логинович рассмеялся.
– Да эти хирурги не просыхают!..
Гарик дал тюбик зубной пасты. Виленкин пальцем потер зубы, ополоснул рот.
– Иди сюда, – позвал его Василий Логинович.
Виленкин подошел, и Василий Логинович надавил на грушу, соединенную с зеленым флаконом. Резко запахло.
– Да это же «Шипр»! – воскликнул Гарик. Но было поздно.
– Да, – сказал Василий Логинович. – Самый лучший одеколон. Теперь можно не только к хирургу, а хоть к самой Тэтчер.
– Именно к ней?
– Интересно заглянуть в глаза Железной леди. Женщина всю страну держала под собой. Ребят грохала на Фолклендах. Я думаю, ей завидуют все бабы.
– У них была еще и Диана.
– Ну и что?
– Скорее ей завидуют. Завидовали.
– А я думал, тебе нравятся только раскосые. Корейки, японки, монголки, – сказал Василий Логинович. – Интересно, а настоящим, историческим самураям не запрещалось коситься на белых баб? Ты у нас специалист. А?
– Не знаю. Петр, одевайся.
– Гм... Вообще мне думается, что они были склонны к истерикам, – внезапно заключил Василий Логинович.
Виленкин и Гарик посмотрели на него.
– Кто? – спросил Гарик.
– Самураи.
Гарик бросил взгляд на Виленкина: ты это слышал?..
– Моя мысль основана на одном наблюдении, – сказал Василий Логинович.
– Любопытно... над кем?
– Над историческими японцами, – сказал Василий Логинович.
– Любопытно, – повторил Гарик, взглядывая на часы.
– И вот что я имею в виду, вот кого точнее: их камикадзе.
Брови Гарика поползли.
– Да, – невозмутимо подтвердил Василий Логинович.
Виленкин надел пальто и стоял посреди комнаты. Василий Логинович продолжил:
– В этом женское: бросаться очертя голову, вместо того чтобы спокойно драться.
– Извините меня, – сказал Гарик, обращаясь ко всем, – но это полная несуразица.
Внезапно он успокоился и заметил, что отец, видимо, плохо исследовал вопрос об исторических самураях и камикадзе. Ничего женского и истерического в их отношении к смерти никогда не было и быть не могло, ибо бесстрастное восприятие смерти воспитывалось у них с младых ногтей. Гарик прочитал небольшую лекцию в доме с осенними зеркалами, с монохромно окрашенным фарфоровым чайником на столе – лекцию о смерти в Японии.
– Один пример: умирает от болезни правитель, семнадцатилетний вассал – недавно, кстати, женившийся – припадает к его стопам, вымаливая дозволение умереть вслед за господином. Ибо не получить разрешения равносильно приговору к позорной жизни.
Василий Логинович вздохнул и сказал, что все это настоящая муть, если уж так захотелось – делай молча. На что Гарик ответил пословицей: смерть без дозволения – собачья. Василий Логинович сказал, что он такой пословицы не знает.
– Это самурайская.
– А я русский. И эти самураи, как в театре, – подвел итог Василий Логинович, – шагу не ступят без ужимок и прыжков.
– Именно ритуал превратил животное в человека, – парировал Гарик.
– Но этот же ритуал может превратить его в куклу, – подал голос Виленкин.
Василий Логинович с благодарностью посмотрел на него. Гарик тоже взглянул на Виленкина и спросил, готов ли он.
– Тогда поехали.
– Ну, жду вас обоих, тебя и маэстро, – сказал Василий Логинович.
– Я только привезу Петра и уеду.
– Завтра суббота?
– Да, но Галке в музшколу.
Василий Логинович нахмурился.
– Может она один раз в трамвае доехать? С мамкой? Или пропустить, невелика беда. Занятий этих будет еще много. А мы посидим втроем, поговорим.
Гарик отрицательно покачал головой.
– У каждого своя Железная леди, – пробормотал Василий Логинович.
Они прошли в сени. С крыльца Виленкин покосился на окно. Василий Логинович сидел, опустив лобастую голову.