Родители на меня очень сердились, говорили, что мне их ни капельки не жалко и что я растяпа. Я и не отрицаю, что растяпа, но ведь нарочно я никогда ничего не терял. Просто я забывал где-нибудь какую-нибудь вещь, а когда за ней возвращался, то ее почему-то на месте уже не было.
В тот год весна была какая-то холодная. Уже прошли весенние каникулы, наступил апрель, а повсюду еще лежал снег. Грязный, рыхлый, ни в снежки не поиграть, ни в футбол, ни даже в классики. Самое тоскливое время!
После урока русского языка учительница велела не расходиться.
У меня важное сообщение. Приближается 22-е апреля день рождения Владимира Ильича Ленина, голос учительницы торжественно звенел. В этот день самых достойных будут принимать в пионеры!
Про пионеров мы все уже знали и про Ленина, конечно, тоже.
Когда я был еще совсем маленьким и даже не ходил в школу, папа иногда брал меня с собой на прогулку в парк. Чтобы туда добраться, надо было сначала перейти большую улицу, а потом проехать целых три остановки на троллейбусе. Возле троллейбусной остановки располагался огромный стенд, на котором очень крупными буквами была сделана надпись «Лучшие люди нашего района». Из-под стекла на меня смотрели большие черно-белые фотографии незнакомых мужчин и женщин. Их лица были серьезны и неприветливы.
Кто это? спросил я.
Здесь же написано «лучшие люди района». Ты ведь сам уже умеешь читать.
Мы стали разбирать подписи под фотографиями: слесарь-инструментальщик, автомеханик, водитель автобуса, воспитательница детского сада, фрезеровщик, начальник цеха, ткачиха, сварщик. Было одно смешное название карусельщик.
Он что, в парке на карусели работает?
Папа засмеялся: «Нет, это такой станок есть, карусельный».
А почему тебя здесь нет?
Я же в другом районе работаю. Здесь все по месту работы.
А в другом районе ты есть?
Тоже нет, вздохнул папа.
А мамы почему нет? Она ведь в нашем районе работает. Ты же сам говорил, что мама у нас лучше всех!
Я в другом смысле говорил, не про работу. Я тебе потом объясню.
Разве мама плохо работает?
Конечно, нет! Мама очень хорошо работает. И вообще, это ничего не значит.
Что не значит?
Ну, фотографии эти.
А зачем их тогда повесили?
Папа пожал плечами: «Сам не знаю».
Пап, а это кто? Я показал на большущий, больше всех фотографий, крашеный пенопластовый профиль лысого человека с бородкой. Мне показалось, что это лицо я уже где-то видел.
Это наш дедушка Ленин, сказал папа.
Я очень удивился. Я ведь точно знал, что моего дедушку зовут Мишей, и фамилия у него другая, и бороды у него никакой нет, только усы.
Никакой он мне не дедушка! закричал я. Мой дедушка Миша!
Да тихо ты! Папа зачем-то огляделся по сторонам. Я же не говорю, что это твой личный дедушка. Это наш общий дедушка, мой тоже.
И мамин?
И мамин.
И дедушкин дедушка?
Папа задумался.
Может быть, не знаю. Нет, наверное. Я тебе потом все объясню.
Потом, когда я учился в первом классе, нас водили в Мавзолей, и мне было страшно, потому что я никогда еще не видел настоящих мертвецов. Сначала мы долго стояли у каких-то ворот, потом шли в длинной очереди вдоль высокой кирпичной стены. Я еще запомнил, что кирпич был необычного темно-красного цвета. В Мавзолее было прохладно и сумрачно. Мы спускались по лестнице, и я старался не смотреть в ту сторону, где на постаменте стоял стеклянный гроб, как в «Сказке о мертвой царевне». Я даже зажмурился.
Смотри! Вовка ткнул меня локтем в бок.
Мне было очень страшно, но я приоткрыл глаза и повернул голову. Передо мной лежал небольшого роста старичок с желтоватым лицом. Одна рука его была сжата в кулак. От неожиданности я шагнул через ступеньку, потерял равновесие и полетел вниз. Время тотчас как-будто остановилось. Так бывает во сне: ты летишь, летишь и никак не можешь упасть. Вот-вот сейчас случится непоправимое: я разобью стекло и упаду прямо ТУДА, и этот старик схватит меня своей желтой рукой, той самой, которая сжата в кулак. Или еще хуже, я упаду туда, и ОН от этого испортится. Что будет тогда со мной? Мне хотелось закричать, но я не мог, потому что кругом была мертвая тишина.
Так тоже бывает во сне: ты кричишь, что есть силы, набираешь воздух в легкие, даже открываешь рот, но никто тебя не слышит, и ты сам себя не слышишь. Вдруг чья-то железная рука схватила меня за шиворот. Высоченный солдат, стоявший до этого неподвижно, как манекен, поймал меня, словно котёнка и, легонько подтолкнув, направил к выходу.