И конечно же горы. Горы, горы, горы Повсюду великие, прекрасные, разноцветные горы, повидавшие на своем веку и кочевые племена древних саков, и захватнические орды монголов, и жестокие нашествия джунгаров. Эти горы видели столько, что их уже было невозможно ничем удивить.
В Верном, в отличие от других городов империи, к евреям относились терпимо, даже с некоторой симпатией. Слишком много здесь было намешано кровей, слишком тесно сплелись людские судьбы. Однако и тут главной проблемой оставалось право проживания, которое евреи получали с большим трудом, и любая провинность, будь то донос соседа или просроченный документ, могла привести к депортации целой семьи. Причем опасность эта грозила не только мелким ремесленникам, но и богатым купцам, нотариусам, докторам и аптекарям. Поэтому евреям приходилось дружить с местным полицейским начальством. Тем же, у кого не было денег на дружбу, оставалось уповать на Всевышнего. Евреям запрещалось заниматься винокуренным производством и владеть пивоваренными заводами. Те, кто побогаче, шли учиться в университеты, преодолевая все возможные процентные нормы, кто победнее осваивали ремесла, и это позволяло им передвигаться по просторам Российского государства в поисках лучшего места
* * *Я слушала, раскрыв рот.
Старуха умолкла, как будто вынырнула из погружения в какую-то лишь ей известную глубину, и посмотрела на меня невидящим взглядом:
Ты кто?
Ева.
А, Ева-припева. Какая разница? Рот-то закрой.
Но я не закрыла рот, а спросила:
А этот Ханох он кто?
Отец мой, кто же еще. Нет, надо быть такой дурой! Ты, вообще, откуда такая взялась?
Так я Сиделка я.
Сиделка? А чего со мной сидеть? Сидеть я и сама умею.
А что мне делать? Я совсем растерялась.
Как что? Домой иди.
Так еще же время Я пыталась объяснить, что мне положено еще отработать полтора часа.
Иди, иди! В голосе старухи зазвучало раздражение. Не зли меня. Иди, я тебе говорю!
Без лишних слов я встала, собрала свои вещи и вышла из квартиры.
Глава четвертая
Ничего не могу поделать с этим животиком! вздыхала по телевизору неизвестная девица. Это у меня от мамы. Как я с ним ни борюсь, все без толку. Животик отказывается уходить. Я его и диетами, и спортом, и даже лазером пыталась. А он ни в какую. Не уходит, и все тут!
Не отчаивайтесь! С визгом выскочила на экран ведущая. Сегодня у нас есть революционное средство для борьбы с животиком! Суперантиживотный стресс! Вы еще не знаете, что такое суперантиживотный стресс? Это революционное средство для борьбы с животиком!
Я нажала на кнопку пульта, чтобы переключить канал. Сегодня выходной, и я осталась дома. Встала поздно, с трудом разлепила глаза и поплелась в душ. Пожарила себе яичницу, сварила кофе. Без всякого аппетита съела свой завтрак и отправилась смотреть телевизор.
По телевизору, естественно, показывали всякую дребедень. Меня совершенно не интересовал суперантиживотный стресс. Не потому, что у меня не было животика, который мне достался от мамы, а потому, что от этого лживого визга меня тошнило.
Я достала семечки и начала щелкать. Это было мое любимое занятие: в выходной день, когда нечем заняться и хочется расслабиться, я доставала пакет с килограммом семечек и принималась сладострастно хрустеть скорлупой.
В комнату вошла мама, в халате и непричесанная. Вид у нее был хмурый и недовольный.
Перестань щелкать! прикрикнула она. Бесит!
Я вздохнула и отложила пакет с семечками. На экране поющих девиц сменил молодой человек, которой с озабоченным видом что-то рассказывал про погоду. Снова нажала на кнопку и теперь уже по экрану летала стая термитов, намереваясь сожрать все вокруг. Я опять нажала на кнопку
Прекрати! взвизгнула мать.
Что я опять сделала?
Перестань щелкать пультом!
То тебе не нравится, что я щелкаю семечки, то что щелкаю пультом. Не нравится иди куда-нибудь! ответила я грубо, но справедливо.
А, языкатая!
Мама явно входила в то нервное состояние, которого я боялась больше всего. Находясь в нем, она могла бесконечно плакать, кричать, ругаться и призывать на мою голову разные кары.
Мама, не начинай, пожалуйста, сказала я примирительно.
Я честно хотела избежать скандала и провести этот несчастный выходной в безделье и тоске, предаваясь моральному и физическому разложению. Но мама уже завелась.