В 90-е в одну из этих музыкальных школ напросился сын нашего школяра Андрюша Терёхин. Жили-то неподалёку. В их комнате большой коммуналки инструмента не было вовсе. Стервозные соседи, да и годы отчаянного безденежья. Мальчишка на склеенной из нескольких листов бумаги ленте расчертил клавиатуру и занимался беззвучно, лишь тактильно имитируя требуемые движения пальцев. В школе этого не знали, но отмечали дарование. Правда, завистников хватало, да и характер паренька был непрост: после замечаний замыкался, а то и вовсе молча впадал в ступор. С ним ладила только учительница сольфеджио Елена Александровна, и он доверился ей, её тихому ласковому голосу, кустодиевскому несовременному облику с уложенной вокруг головы русой косой. С её помощью он оказался участником серьёзного международного конкурса и неожиданно для всех стал лауреатом, заняв второе место, первое было «забронировано» для отпрыска «уважаемого» товарища. Закончил консерваторию, аспирантуру. Где он нынче не знает никто, может, концертирует за рубежом, преподаёт в Китае или «скромно» служит органистом в лютеранской кирхе одной из скандинавских стран. Вспоминал ли свою учительницу, что не дождалась ни писем, ни звонков?
Ну а мы, школярами, топали к своей цели дальше, мимо сказочного дома Лидваля, далее, перейдя Кировский, минуя памятник «Стерегущему», углублялись в Александровский парк (тогда Ленина). В тёплое время года с обратной стороны памятника по трубе подавалась вода, журча, она неспешно изливалась из открытого кингстона. Памятник поэтому казался живым. Теперь этого нет, объясняют порчей бронзы. Далее выходили на пляж Петропавловки. Тут с апреля можно было позагорать, а в конце мая даже окунуться в замазученные невские воды. Забирались и на открытые площадки верха бастионов крепости, конечно, задерживались у сигнальных пушек нашего питерского полуденного метронома. Оказалось, что именно отсюда, а вовсе не с «Авроры», прозвучал тот легендарный октябрьский пушечный выстрел. Историю с «Авророй» выдумал некто Курков, бывший матрос, затем красный функционер, не переживший, правда, рокового самоистребления той номенклатуры. Зато эта байка позволила сохранить для нас крейсер, героя русско-японской войны 1905 года. Пусть так.
От равелинов, бывших тюремных застенков, веяло холодом, даже порой и жутью. Сколько узников сгинуло тут с времен княжны Таракановой не перечесть. Ботик лодка Петра позволял немного «оттаять». Помню и экскурсию на Монетный двор во дворе крепости. Здесь чеканили металлические монеты, изготавливали ордена, медали и значки. Нам разрешили выбрать себе по одному значку в подарок. Наудачу попался красивый, с элементами перегородчатой эмали на латунной основе, значок «Зенита». Храню до сих пор. На колокольне собора били куранты часов, неумолимо бесстрастно отмеряющие поток времени, что заметает следы кровавых расправ прошлых веков. Расправ именно тут, и над замешкавшимися в октябре 17-го представителями элиты города, а значит, и страны: боевыми офицерами-фронтовиками, купечеством, чиновниками, студентами и даже случайными обывателями. И если верить холодящим душу опубликованным дневникам Зинаиды Гиппиус чьи-то их тела вывозили тогда скормить хищникам городского зоопарка. Ведь неподалёку. Хорошее начало для строительства «общества-счастья», по-хозяйски!
Мы же, дети своего мирного советского послевоенного времени, с радостью ходили на праздничные демонстрации. Конечно, с разноцветными надувными шарами, флажками и блестящими раскидаями на эластичных резинках небольшими набитыми опилками мячиками. Дома скромное застолье в кругу семьи. Вечером непременно салют. Здесь, на пляже Петропавловки, для этого устанавливали батарею гаубиц. После залпа требовалась их перезарядка, 57 минут, и в эту паузу удавалось что-нибудь шепнуть своей спутнице.
В парк Ленина со старинным корпусом ЛИТО, теннисными кортами, а главное, ожерельем объектов культуры: театра, двух кинотеатров и планетария, мы добирались, иногда «стартуя» от пл. Льва Толстого и далее по Большому проспекту. Ведь и тут жили наши школяры. Сворачивали налево, бывало, по улице Подковырова, далее по Кронверкской мимо Сытного рынка. Здесь на углу Большого проспекта стоит невысокое, благородных форм и пропорций, дореволюционное здание с большими окнами-витринами. Ныне «Рив Гош», а тогда был женский универмаг «Татьяна». Может, кто вспомнит роман Э. Золя «Дамское счастье», в нем так назывался один из парижских универмагов в начале прошлого века. Почему-то мысленно этот наш универмаг я называл так же. Бывало, сворачивали по Введенской (Олега Кошевого). Выходили прямо к кинотеатру «Великан» на Кронверкский проспект. Тогда здесь открыли рыбный ресторан «Демьянова уха». Кто читал одноимённую басню Крылова, знает, что это выражение означает слишком навязчиво предлагаемую услугу или угощение, вызывающее в итоге отвращение. Но наш люд «басенными» смыслами не из школьной программы не «заморачивался». Кормили, правда, там вкусно, разве забудешь с корочкой запечённого с картофелем и луком судака в горшочке.