Проходя по улице Проф. Попова в сторону Каменноостровского, обращали внимание на необычный здесь, в окружении кирпичных зданий, двухэтажный деревянный дом в усадебном стиле. На стене была табличка что-то о Вс. Вишневском. Нам он был тогда неизвестен, в школе не изучали, наверняка с заслугами перед революцией, как иначе, пусть и литературными. Поэтому между собой его так и называли дом Вишневского. Мы не были бы мальчишками, если бы не забрались во двор этого дома, с той стороны его мало кто видел. Он был с верандой во двор, оказался бывшей дачей купца Балашова, сменил ряд владельцев и еще перед революцией, по воле последнего Михневича, стал пристанищем питерской богемы, творцов авангарда: писателей, художников. Кто-то здесь жил, порой бесплатно, кто-то работал. Здесь бывали Велимир Хлебников, Павел Филонов. Работы Филонова загадочны и трудны для прочтения, ждут адекватной аналитики. У меня образы его живописи всплывают каждый раз при чтении романов Андрея Платонова «Котлован», «Чевенгур», «Город Градов». Судьбы Филонова и Сутина оказались чем-то похожи. Почти ровесники, первый остался в «красной» России и, даже не получив положенной пенсии, пытался вплетать свой труд в энергетический вихрь «нового» мира, второй покинул Россию еще до революции. Умерли почти в одно время, почти одинаково от голода. Да, так же, как и друг Филонова Хлебников «Председатель Земного шара». В последний путь ушли совсем без проводов и почестей. Первого на Серафимовском оплакала лишь сестра, на похороны Сутина во Франции пришел один Пикассо. Нынче в этом доме, отстроенном заново после пожара новоделе, располагается музей петербургского авангарда. Как драматичны порой были судьбы его творцов!
Наш путь дальше продолжался к Лопухинскому саду (тогда Дзержинского). Замечательный особняк-дачу лесопромышленника Василия Громова занимал тогда Дом пионеров и школьников (ДПШ) Петроградского района. Из окон раздавались звуки рояля, скрипки, хоровых штудий. В теплое время года в саду работали ученики студии ИЗО, кто с этюдником, а кто-то просто с фанеркой на коленях и с приколотым листом бумаги. В пруду сада, а скорее ландшафтного парка, захватив удочки, можно было выловить несколько колюшек или плотвичек, просто так, для интереса.
Возвращались домой обычно по Кировскому проспекту. Вечером загорались шары уличных фонарей в виде карточных «крестей-треф», сияли витрины магазинов. Словно красивые девушки, своими формами и декором притягивали взор особняки Вяземского и Игеля, тогда там по-хозяйски обосновались советские партийцы Ждановского района, а когда-то в пристроенном к особняку знаменитом ресторане Игеля «Эрнест» бывали Шаляпин, Чехов, Горький и Куприн. Возле Карповки жемчужиной смотрелся особняк Покотиловой. Казалось, что там была стоматология, ан нет КВД, дворцовый гостеприимный вип-чертог сифилитиков. Браво! Другого помещения, видимо, было не подобрать. Зато унизили барыню по полной, пусть и «вдогонку». Особо любовались мы витриной булочной, что была почти напротив мебельной фабрики у Пионерского моста. Вся её экспозиция состояла из фигурок, выпеченных из теста. Это был высший пилотаж как художественного, так и пекарского мастерства, ведь даже щёчки персонажей сияли подрумяненной корочкой. После дождя мокрый асфальт тротуаров мягко с расфокусом отзеркаливал огни машин и светофоров. Проходили мимо рампы кинотеатра «Приморский» ДК Ленсовета. Изучали афишу детских утренников на ближайший выходной. Затем, перейдя Кировский, всегда задерживались у «живой» витрины рыбного магазина, вот уж где были настоящие карпы! Сворачивали к кассам нашего «Арса»: а что покажут и там воскресным утром? В завершение проходными дворами или нашим сквером рассыпались по дворам своих домов, на ходу придумывая, как правдоподобней объяснить столь длительное отсутствие.
Эти места и маршруты Петроградской, конечно, не были забыты и в юности. Часто вспоминаю майскую грозу с сильным ливнем, заставшим двух молодых людей в попытке укрыться под кроной раскидистого клёна рядом с жилым домом, построенном на территории Ботанического сада для сотрудников. Положение было безвыходное, оставалось только наперекор стихии крепче обняться. Кто жил в этом доме в то время уже не восстановить. А ведь случилось просто чудо, и оно стало судьбоносным, как расценить иначе. Представьте открывается окно на бельэтаже, и приятный женский голос приглашает к себе в дом переждать стихию. Мокрые босоножки из переплетённых тонких красных ремешков вешаются для просушки над газовой плитой. На стол подаётся свежеиспечённая ватрушка с тёплым молоком. После дождя, провожая, вас приобнимают и желают счастья.