Ну!
Люба достает из рукава три свечи и отдает священнику.
Покаяться тебе надо. Ты ведь не ведьма, так, на побегушках.
Люба поворачивается и идет к выходу.
ЛЮБА ( через плечо):Перед кем покаяться? Перед каким богом?
Священник отворачивается и идет в глубину храма, женщина, продающая свечи и иконы, услышав последнюю фразу, крестится.
* * *
Крым, день, дом Андрея.
Стол, за столом сидят Андрей, Тимоха и Серый, они крепко выпивши. Овчарка лежит под столом, в тени.
Мужики разделись до пояса, Андрей покрыт шрамами, у Тимохи на плече татуировка – эмблема ВДВ.
СЕРЫЙ: А на Колыме – там как… Нанимают, суки, а потом все делают, чтобы ты сбежал оттуда, до срока, без расчета. Прикинь, двенадцать часов на бульдозере пашешь, если сломался, – не уходишь, со сменщиком остаешься, ремонтируешь. А десятник – палкой чуть что. Так прям по гриве и бьет дрыном, хоть я и не зэк, а вольный. Сезон короткий, все на повышенной. Рама раз треснула у меня, так…
ТИМОХА: Да хорош ты со своей Колымой. Лет двадцать только про Колыму и слышу. Может, Колян чего расскажет?
АНДРЕЙ: А чего рассказывать? На Колыме не был. Жил в Харькове, в армии служил, потом в охране.
ТИМОХА: В ментах?
АНДРЕЙ: Не, в ведомственной. На заводах. Грузы сопровождал, на проходной сидел.
СЕРЫЙ: Хорошо в охране. Делать ни хуя не надо, сиди себе охраняй.
АНДРЕЙ: Точно. Отсидел смену, да и пошло оно все.
ТИМОХА: А к нам чего переехал? Ты не подумай, мужик ты нормальный, я так спрашиваю. Просто.
АНДРЕЙ: Жена ушла, я закладывал, детей нет. Ну и разбился на машине, доктор сказал, надо жизнь менять. По ломанный, на хуй я там нужен, в охране. Продал в Харькове квартиру, купил вот дом, и еще на «Жигули» осталось.
ТИМОХА: Ну, у нас быстро поправишься. Если раньше нас татары отсюда не погонят.
СЕРЫЙ: Какой «погонят»?! Какой «погонят»?! Тимоха, да мы их всех здесь прикопаем, пидарасов. Колян, да ты знаешь, сколько у нас оружия? Не, ты знаешь?
ТИМОХА: Хорош молоть, Серый. Тебе после стакана не на бульдозер, а на танк надо, показал бы тут…
СЕРЫЙ: А че? Давно пора на базаре развернуться танком, татарва одна торгует! И сельсовет сровнять с грунтом!
АНДРЕЙ: Такие страшные эти татары? Тихие вроде, торгуют разным.
СЕРЫЙ: Да ты что?! Это же блядь, ебаная саранча! Как прислали их сюда – не стало житья нам, крымчанам. Всюду лезут, все пиздят, землю захватывают.
ТИМОХА: Да, Колян, татары – это нам всем погибель. Будет как в этой… как в Албании. Расплодятся и всех нас вырежут на хуй.
АНДРЕЙ: У нас там тихо, в Харькове. Ни татар, никого.
СЕРЫЙ: Тихо, блядь… Вы же, хохлы, их сюда и прислали. Кравчук этот ваш, гнида. А у самих – тихо.
ТИМОХА: Это Горбатый еще, с Раечкой своей. Говорят, они ей за это ковер золотой подарили. Из золота вытканный, десять человек в дом заносили, не поднять. Она и сама татарка была, вот и подписала им пропуск. Воевать теперь будем, мы или дети наши. Только мы тут каждый за себя, а они дружные. Вот ты съезди на базар. Там, где русские стоят, цену скинешь или дешевле найдешь. А у татар – никто ни копейки не уступит, и все в одну цену продают. Понятно, в чем дело?
АНДРЕЙ: Понятно. Слушай, Тимоха, а с рыбой-то чего делать?
ТИМОХА: Засоли да повесь. Продать некому, не сезон, мы солим.
АНДРЕЙ: Куда мне столько… И солить я не умею.
СЕРЫЙ: Я тебя научу. Ты бы не собаку, а бабу завел. Она б и пожарила, и засолила.
АНДРЕЙ(смеется):Собаку-то я не заводил. Прибилась щенком, видно, бросил кто. Может, и баба прибьется. Со временем.
Мужики смеются.
* * *
Город Владимир, вокзал, ночь.
Люба покупает билет до Москвы. Она выглядит очень ярко, почти вульгарно, на нее смотрит хмурый патрульный милиционер, Люба улыбается ему, он улыбается в ответ.
* * *
Вагон скоростной электрички, ночь.
Люба идет по вагонам, ищет свободное место.