Сожгу к екаям драным, на чистом хмирском сказал Роне, вместе с визами и пошлинами.
Не задерживайте очередь. Я буду вынужден позвать стражу, дрогнувшим голосом отозвался чиновник.
Зови. Сейчас же. А я посмотрю, как твоя голова покатится в песок за неуважение к Императору, брату Красного Дракона.
Голова, конечно, не покатилась. Но вот бумажки и лаковый столик вспыхнули. Кажется, Роне совершенно потерял самоконтроль. Плевать. За Дайма он снесет эту шисову стену вместе с половиной Хмирны. Двуединые поймут, на остальных плевать.
Чиновник вскочил, вереща что-то очень гневное. Очередь позади Роне заволновалась и попятилась. В воротах открылись воротца поменьше. И наконец-то вышел шер. Слабенький, с едва заметной аурой света и воды, но хотя бы шер. Сначала он что-то заорал чиновнику, потом махнул отбой отряду стражи, сверкающей балаганно-яркими доспехами за его спиной. И поклонился Роне.
Рады приветствовать сына Тьмы и Огня в Благословенной Земле Под
Целителя, немедленно, оборвал его Роне. Вы, слепой идиот! Светлый шер Брайнон умирает!
Узкие глазки хмирского шера стали почти круглыми, когда он вгляделся в силовой кокон, висящий в воздухе перед Роне.
Сейчас, сейчас! Целителя, живо! Прошу, темный шер, сюда!
Наконец-то стража расступилась, и Роне шагнул на благословенную и прочая, прочая, землю. За стеной обнаружился городок, самый обычный торговый городишко, разве что говорили тут на всех языках Тверди, а крыши красили в красный цвет, цвет благословенного Огня.
Роне не очень понял, как ему удалось донести силовой кокон с Даймом до одного из ближних домов, и тем более как удалось снять его достаточно медленно и бережно, чтобы не повредить поле стазиса.
Дальше вы сами, светлый шер, сказал он мутному пятну, которое по всей вероятности и было хмирским целителем.
А дальше он, кажется, сел прямо там, где стоял. И пил что-то, что ему дали. И с трудом открыл глаза через минуту или две, или десять
Дюбрайн, ты живой? хрипло спросил он, удивляясь, до чего его голос похож на воронье карканье.
Светлый шер жить, да, жить. Нельзя тьма. Уходить. Смерть! Кто-то толкал Роне в плечо и требовал а, да. Нельзя тьму. Он сам знает, что нельзя. Вот только встанет.
Скажите ему, я приду. Завтра. Скажите
Нельзя тьма. Нельзя завтра. Долго лечить. Уходить! Скоро-скоро уходить.
Дюбрайн, ты меня слышишь, шисов ты дысс? Дайм!
Не говорить! Уходить!
Не отзывается проклятье но дышит, Роне слышит его дыхание и чувствует биение сердца. Значит, все будет хорошо. Обязательно будет. Надо только добраться до Метрополии. Очень быстро, сейчас же Сколько времени?
Который час? Время?..
Рассвет. Уходить. Не возвращаться.
Хорошо, уходить Я вернусь, Дайм. Слышишь? Я вернусь, мой свет!..
Роне не помнил, сам ли он дошел до Ниньи, или его довели хмирцы. Помнил только, как шепнул ей: в Метрополию, моя девочка, давай, быстро-быстро, быстрее солнца. И она послушалась: в Метрополии они были вместе с рассветом.
А потом
Потом был Суард. Площадь Близнецов. Свадьба, больше похожая на похороны. И ненависть. Прекрасная, чистая, животворящая ненависть.
Я ненавижу тебя, прошипела Шуалейда
И Роне снова почувствовал себя живым. Почти.
Вот только продолжалось это недолго.
Глава 2
Неправильное сердце неправильного шера
Огненный Лотос произрастает исключительно в Тайном Саду императора Хмирны и является одним из самых магически насыщенных и редких растений. Ценится примерно так же, как фейская пыльца, и обладает множеством уникальных целительных свойств. Самое востребованное из которых забвение, исцеляющее психику так же, как регенерация исцеляет тело. О.Л. вывел Алый Дракон, он же держит монополию на торговлю им, так как нигде больше О.Л. не приживается.
По хмирским традициям О.Л. в подарок означает «прости и забудь», однако так же может означать и рекомендацию обратиться к квалифицированному менталисту, чтобы тот использовал О.Л. по прямому терапевтическому назначению.
С.ш. Гунар Бреннар, Каменный Садовник, «Магические растения Востока»6 день каштанового цвета, Риль Суардис
Роне шер Бастерхази
Он продержался ровно до порога собственной башни и рухнул, едва войдя домой. Он плохо понимал, кто подхватил его и перенес на лабораторный стол то ли Эйты, то ли Тюф, то ли и вовсе Ссеубех. Но голос точно был его, живущего в фолианте духа древнего некроманта. Он ругался на всех двенадцати языках Тверди, гонял умертвие и гоблина за ингредиентами и кристаллами-накопителями, но главное Роне наконец-то мог закрыть глаза и уснуть.