Так, стоп! Им же сказали: «Никакой жалости». Вот и не надо! Ручка наконец выдавила из себя чернила, и Настя написала имя. Да, вот так правильно.
Юлий жевал кончик карандаша и смотрел на чистый лист, как на врага народа. Принимать решения это так трудно. Впрочем, в своем выборе он был почти уверен. Это «почти» вечно его сопровождало. Почти умный, почти талантливый, почти женатый
Вот и в тот вечер он был почти трезв. А на самом деле вдрабадан пьян. А так хотелось перед Элей покрасоваться. Но она потащила его в караоке, да еще и по пути в такси откупорила бутылку виски. И это поверх шампанского.
Он, покачиваясь, вышел на сцену и затянул про «Зацелована, околдована», но где-то в середине третьего куплета после «и слезами, и стихотвореньями» Юлия повело, и он рухнул, будто громоздкий и несуразный шкаф, прямо на синтезатор, увлекая за собой микрофонную стойку и сам микрофон.
Элю он больше не видел. И не потому, что она от него скрывалась. Наоборот названивала, написывала. Но Юлий решил значит, не судьба. Именно поэтому и почти женат. Да
Юлий написал на листочке имя, подумал, снова пожевывая карандаш «Нет, не надо почти, надо чтоб уже точно скрипач с большой буквы!» Перечеркнул написанное и вывел совсем другое имя.
Ну что, вскрываемся, как говорится, пробурчал Майкл, когда четыре бумажки с именами, скрученные и скукоженные, наконец оказались в шляпе.
Тад-да-дам, протрубил Юлий и утер мокрый лоб крупным гладким кулаком.
Майкл развернул, распрямил и аккуратно, словно утюгом, прогладил ладонью каждую бумажку. Настя, стоявшая позади Майкла, заглянула ему через плечо и присвистнула:
Реально как результаты самых демократичных выборов в самой демократичной стране.
Единогласно, крякнул Юлий.
Да, единогласно, криво и самодовольно улыбнулся Иван Ильич и поправил съехавший на бок синий галстук.
Кстати, в любом случае шляпку-то Еве надо как-то вернуть, пожал плечами Майкл, рассматривая сияющий скрипичный ключ на черном боку шляпы. Свою роль она уже отыграла.
Давайте я передам, пробубнила Настя. Только, Майкл, ты уж сам ей сначала позвони, ладно, а то я как-то всегда не очень уютно себя чувствую, когда что-то там сообщать приходится. И Настя поморщилась и поёжилась.
Где? Где эта наша скрипка? суетился Майкл и наворачивал круги вокруг коричневого с серебристыми стрекозами по бокам саквояжа.
А вот когда у нас будут запланированные вылеты, а не срочные «на следующий день», тогда и нервов и суеты будет гораздо меньше, Майкл, съязвила Настя. И скрипка будет, и все, что угодно.
Настя, а я ведь серьезно, я реально волнуюсь. Добрый день, Иван Ильич, и Майкл пожал руку бесшумно подошедшему к ним Ивану Ильичу, который держал в другой руке бумажный пакет.
Пришли проводить нас? спросил Майкл.
Скорее, проконтролировать. Убедиться, что вы с собой берете настоящего музыканта, а не бездарность какую-нибудь, фыркнул Иван Ильич. Я ваши деньги хочу честно отработать, а не как попало. А это ваша программка, что ль?
И Иван Ильич одним цепким движением выхватил из рук Майкла глянцевый буклет:
Н-да Этого и следовало ожидать. Как я и думал, даже здесь скрипача кинули.
Но мы начал было отвечать Майкл, но не успел, потому что в этот самый момент, скользя по полу аэропорта «Пулково», к ним подлетела Ева и почти впечаталась в Юлия, но вовремя затормозила и остановила свой чемодан, стремившийся продолжить движение уже без Евы.
Ребятааа, простите, я спешила, как могла, улыбнулась Ева и вдруг осеклась, увидев Ивана Ильича.
Здравствуйте, Иван Ильич, прошелестела Ева.
Здрасте, Белобородова. И пока вы не начали ликовать и снова совать мне под нос всякие бумажки, я сам это сделаю, и Иван Ильич сунул в руку Евы буклет. Я не знаю, почему это с вами происходит, но вот вы собираетесь на гастроли, а в программке вас нет. Отчего-то.
Ева сглотнула пульсирующую в горле и груди тошноту, смяла глянцевую бумагу, даже не взглянув на нее, и сипло прошипела, сделав в сторону Ивана Ильича такое яростное змеиное движение всем телом, что Настя инстинктивно схватила ее за рукав, опасаясь, что та сейчас бросится на Ивана Ильича:
Можете ли вы мне наконец объяснить, за что вы меня так ненавидите? Я все-таки имею право это знать!
Иван Ильич вдруг распрямился и словно бы даже стал выше, его щеки зарделись, а ноздри раздулись: