Кейметинова Александра Давыдовна,заслуженный учитель Республики Саха (Якутия), почетный работникобразованияРоссийскойФедерации,почетныйгражданинселаТополиное
ТомпонскогорайонаРеспубликиСаха(Якутия)
Глава 1: Настоящее
В уютной кухоньке резвились озорные солнечные зайцы: вприпрыжку по цветочным обоям, галопом к дверце брюзги-холодильника да прямиком на макушку старинных настенных часов.
«Так-так-так», ворчали часы, но больше для важности прежде и им доводилось спешить.
За этим танцем солнечных зайцев, следила, сидя за круглым кухонным столиком, маленькая девочка лет шести. Он занимал ее куда больше, чем урок вышивания, который зачем-то затеяла бабушка.
Прошлое и будущее два конца одной нити, тихий бабушкин голос разлился по кухне, словно кисель, загоняя всех зайцев обратно за занавеску.
Вот возьмет мастерица нить и, ловко бусину за бусиной нанизывая, складывает узор. Стежок за стежком прошлое и будущее друг за другом гонятся, след в след бегут упряжками, однажды переплетаясь, да так никогда и не встретившись, и, словно по книге, она водила пальцем по расшитому фартуку, а после снова брала иголку, и под ее умелой рукой вырастали сочные ягодки-бусины, где по одной, где целыми горстями.
А у меня не получается! пожаловалась внучка, отбросив в сторону свой едва начатый фартук.
Бабушка тепло улыбнулась, разгладила руками брошенное рукоделье: кособокие стежки глядели обиженно.
Это ничего: приноровишься, внучка. Когда-то и я иголку держать не умела, да упэ1 помогла.
Упэ? удивилась девочка незнакомому слову.
Упэ моя бабушка, пояснила старушка. А мою упэ ее упэ учила, как теперь я тебя.
И тебе тоже было скучно?
Немного, гусиные лапки морщинок рябью побежали по лицу: бабушка рассмеялась. Но моя упэ говорила, что вышивка это как книга, где все происходящее с нами описано, а узоры иногда и ожить могут.
Гляди, она взяла свой расшитый разноцветным бисером передник. Вот люди, взявшись за локти, в круг идут солнцу подражая. Тут олени ветвисторогие навстречу небу мчатся. Здесь птица взлетает, зверек бежит, следы оставляя, а паук паутиной судьбы накрепко свяжет, что не расплести.
Но девочка сколько ни всматривалась, никаких людей с оленями не видела, только круги и квадраты. Слушала и не понимала. Хоть у самой в глазах душа Севера так и пела, но пока на незнакомом ей языке.
Хаайя-найя, найя-нга-нга, хайя-найя, найя-нга-нга, запела бабушка колыбельную из своего далекого детства.
И, будто подхватив мотив, солнечные зайцы опять заплясали по кухне, выскакивая то тут, то там. А самый маленький и шустрый запрыгнул в бабушкин туесок2, что на столе стоял, да как засверкает радугой!
Залюбовалась девочка.
Что это так в туеске блестит, бабушка?
А ты посмотри и узнаешь, только и услыхала в ответ.
Заглянула в туесок девочка среди пакетиков с костяным бисером лежит обмотанный шнурком серебристых оленьих волос маленький розовый камень, а вкруг него радужные зайцы точь-в-точь люди в танце солнца кружатся.
Обернулась к бабушке: и на фартуке бисерные человечки тоже затанцевали, а с ними олени, птицы, звери. Полилась песня рекой и история, что случилась давным-давно, но по сей день отголоски ее слышны. Послушай и ты, друг.
Глава 2: Кочевой народ
Далеко на Севере, где у земли нет края, а у неба конца, издревле жили люди и олени. Куда олень, туда и человек не пуская корней в одном месте, но прорастая душой на просторах Севера. Когда олень останавливался, человек распрягал нарты3. Семья вставала на стоянку. Стройные рядки наскоро устроенных жилищ чорами4 радостно курились дымком.
Олени разбредались в поисках свежего мха, мужчины уходили на охоту, женщины оставались стеречь тепло.
Днем ароматами сочного вареного мяса наполнялся воздух. А ночью широкое небо укрывало звездным одеялом своих кочевых детей, до утра рассказывая предания, от которых даже у бывалых охотников дух перехватывало.
В одном таком стойбище неподалеку от холодной быстрой речки встретила свое четвертое лето Кындыкан девочка с ямочками на щечках из народа эвенов. Несмышлёным младенцем она была, когда такая же речка забрала ее родителей.