Что же, сказал бригадефюрер. я с удовольствием Вам покажу свой штаб, гауптштурмфюрер. затем он сказал. Прошу за мной.
Мы шли по коридору штаба Генриха Вайса. Все как обычно, вроде бы с начала войны здесь ничего не изменилось. Немцы устроили штаб ни где там ни будь, а в нынешней государственной раде Украины. Вряд ли можно было сказать, что здание было в идеальном состоянии, просто это здание было одно не из многих которое не пострадало вовремя бомбежке. Да и места здесь было хоть добавляй. Гуляй, не хочу. Выйдя на улицу, я увидел стоя́щие гордо на площади у государственной рады Украины танки. Они словно ждали приказа, чтобы поехать с гордым видом и славой предстоящей победой по дорогам СССР, на Москву. Танкисты сидели на своих танках, курили, смеялись. Очевидно, предвкушая скорую победу, и разгром советских войск. Один из них сказал: Этот русский Иван не умети ни то, что воевать, он никогда и пистолет-то в руках не держал. Вильгельм, я обещаю, когда возьмем Москву, я спляшу на косточках этого русского Ивана, и с удовольствием справлю на него свою нужду по потребностям. На что Вильгельм ответил: Людвиг, генерал Гудериан знает, что делать. Он старый вояка, и я с ним как-то встречался в штабе. Так он пообещал нам солдатом, что к Новому году мы будем праздновать праздник на красной площади, и я ему верю. третий танкист, выслушав своих друзей, с явным предвещанием скорой победы, сказал: Скорей бы наступление, а то наши красавцы скучают: Скоро. сказал с нетерпением Вильгельм, а то прав Гнус, танки застоялись.
Идя дальше, я видел почти туже сцену раз двадцать. Немцы ждали приказа о наступлении на Москву, и говорили, что советские солдаты не умеют воевать. Они считали, что лишь немцы истинные Арийцы знали в совершенстве военное дело. Они высшие властители этого мира, и остальные лишь только их рабы, те кому не место на этом свете. Те, кого надо ликвидировать, стереть с лица земли. Сейчас, когда наступление на Москву было одобрено немецким высшим командованием, и они уже были в Киеве, а многие и подходили к Москве, было ясно что, скоро все кончится. Отступление советских войск в те первые дни войны, было не что иное, как полное бездействие товарища Сталина. Ему Рихард Зорге сообщил, когда, и во сколько фашистки силы пересекут границу СССР. Тот не поверил. Почему? Этого доподлинно никто не скажет. Ясно было одно: Гитлер и Сталин заключили пакт о ненападении на СССР, который Гитлер нарушил. Может быть, Иосиф Виссарионович не мог поверить в произошедшее, и четыре дня его мозг был в хаосе, и лишь на пятый пришел в себя. В принципе это возможно. Тогда понятно, почему через четыре дня немецкие войска прошли достаточное расстояние от границы, чтобы основательно обосноваться в глубинке СССР.
И вот мы подошли к бывшей украинской школе. Здесь и разместили пехоту подкрепление, присланное из Берлина. Они сидели за партами, и смеялись. В кабинете бывшего директора этой школы которого недавно расстреляли, сидел здоровый, упитанный боров в чине полковника. Увидев вошедших в кабинет двоих людей в форме СС, тот тотчас же встал, и вытянув правую руку вверх, прокричал:
Хай Гитлер.
Оба вошедших подняв правую руку вверх, ответив: хай Гитлер, прошли к столу за котором сидел полковник.
Меня зовут Генрих Вайс, а это
Здесь он понял, что он не знает мое имя. На его лице возникло какое-то недоумение. Он, бригадефюрера СС Генрих Вайс так и не узнал, как же меня зовут. Я тотчас пришел к нему на помощь, представился:
Уполномоченный генштаба гауптштурмфюрер Рольф Шварц. затем я достал из внутреннего кармана пиджака моей формы пакет, и протянул полковнику. Прибыл в Киев для инспекции Вашего подразделение.
Тот, прочитав документ, нахмурился. Дело в том, что он ни терпел, когда его проверяли. Он проверял всех, его никто. С явным неудовольствием и обидой он спросил:
Там мне не доверяют?
Доверяют. поспешил успокоить я полковника. Но считают, что перед главным наступлением стоит еще раз проверить состояния и боевой настрой немецких войск.
Полковник сел за стол. Он еще раз прочел документ, и сказал совершенно недовольно:
Еще никогда полковника Абвера Клауса Штольца так не унижали, как это Вы сделали сейчас.
Я Вас понимаю полковник, но Вы поймите и меня. Это не мое решение, а решение ставки Фюрера.
Тот, огорченно и глубоко тяжело вздохнув, ответил:
Я понимаю. затем он сказал. Приказ есть приказ.