Второй вел к алтарю от огромной двери, распахивающейся прямо на площадь перед дворцом. Во внутреннем коридоре появляться со мной не рекомендовалось. Там торчали слуги и придворные, которые не преминули бы удивиться… ну, это я еще мягко выразился – удивиться… если бы принц Райдок, вместо того, чтобы появиться на площади, в лучах славы и красном плаще, вдруг въехал бы во внутренние покои на Белом принце, выполняющем роль белого коня, радуя глаз разбитой башкой, в смысле своей, райдоковой башкой, а не коня… то есть Белого… то есть… Тьфу ты, запутался! Башка-то как трещит, боги! За что же ей такое, ну что же это, ну как же это… Да мать же!..
В общем, нельзя меня было выносить вовнутрь. Да и поблизости меня там запихать было некуда. А вот сразу за большой дверью, распахивающейся на площадь, было помещение… Ну, как бы это сказать… Не знаю я, как это называется в архитектуре, а по сути было это нечто среднее между предбанником и коридором. Такая каморка – пять шагов в ширину, десять в длину, а потом опять двери, поменьше, в Зал Алтаря. Поскольку смертным, в принципе, Алтарный Зал, он же Зал Тайны, видеть вроде как не полагалось. Возбуждать же народ чем-нибудь темным, загадочным и крайне элитарным развлечение несложное и приятное. И полезное, кстати, в отличие от говорения правды вслух. Потому у них, у… У нас, у принцев, это занятие выдать добрым вассалам материал для слухов и сплетен – всегда считалось делом славным и почетным.
Так что когда Великим Правителям было угодно явиться народу из Храма, они… мы… нет, я же здесь впервые… они накапливались в этом самом предбаннике, а уж потом раскрывались двери на площадь и одновременно закрывались внутренние двери в зал. Так что никто не успевал ничего разглядеть, только мелькали в глубине очертания алтаря и светлое пятно огня на нем, все терялось во мраке, и внутренние двери величественно захлопывались. Оставляя народу свободу и право толковать и угадывать. А чего ему, народу, еще надо? Поглазеть, пожрать, и потрепаться, упиваясь темным и теплым чувством собственной мудрости и значимости. Да, так о чем это я?..
В общем, валялся я на шкуре в этом самом предбаннике. Правильно валялся. И сбежать мне отсюда было невозможно, и под ногами не путался. Ворота на площадь мне в одиночку не открыть. Их вообще, по-моему, можно открыть только вдесятером, и то снаружи. После того, как изнутри уберут засовы. А если бы я и попытался это сделать, то поднял бы такой грохот, что меня и слепой бы застукал. И тут же нашел бы по натужным стонам. Кстати, меня и сцапал бы даже безрукий. Просто выгреб бы ногой из-под засова. Главный засов в одиночку тоже можно только уронить.
А внутри разговаривали пятеро, которые уже продемонстрировали сегодня свое умение наловить к обеду с полдюжины Райдоков. Без лишней скромности я даже был готов назвать этих говорунов по имени.
– Не будем торопиться, – рассудительно говорил Данк. – У существа, представшего перед нами, облик малыша Райдока. Так?
Ответом было только ворчание, невнятное и недовольное. Судя по всему, Сельфа умоляла жевать пережеванное побыстрее.
– Кто может скопировать облик Райдока? Крейтлинг, конечно, потом любой из оборотней…
Склероз и амнезия – самые приятные болезни для любопытных принцев. В мире, оказывается, столько интересного!
– Человек Мертвой Радуги, – упрямо сказала Сельфа.
– Только по чистой случайности, – тут же отреагировал Сагастен. Мертвая Радуга обряжает своих в облик любого из ныне живущих, но совершенно произвольно – как в жеребьевке.
– Мертвая Радуга – вообще лотерея, – агрессивно сказала Сельфа. Почему бы жребию и не упасть на Райдока?
– А причем тогда здесь заклятие? – лениво спросила Альда.
– А заклятием их разменяли, – объяснила Сельфа.
Мне захотелось вмешаться.